И перед тем, как «Элиминат» поглотила стена ливня, я успел разглядеть, как страшно обугленный остов разламывается на две половины, а зеленые огни, отрываясь от реев и мачт, устремляются в небо.
Собрав остатки сил, я расхохотался, захлебываясь водой, стекающей по лицу.
– Хо! Засмалили… свинюку!
Затем я провалился во тьму.
Все-таки устал маленько.
Глава четырнадцатая (скучная)
Краш! Бум! Бам![17]
Я вновь висел в темноте. Нагая Грануаль крутилась передо мной в бесстыдном танце, принимая позы насколько чувственные, настолько и вульгарные. Что-то вроде достопамятного «Танца семи покрывал», только без покрывал. И я вам скажу – без покрывал этот танец смотрелся ярче. Вообще голая женщина куда эффектнее одетой, правда, Капитан Очевидность?
Я смотрел на то, как плавно, текуче, она меняет позы, как подрагивает упругими ягодицами, и вожделел. У нее были тонкие лодыжки, и вполне обозначенные икры, и в меру полные бедра, что придавало ногам идеальную форму. Многие девушки в моем бывшем мире боятся физических упражнений – дескать, ноги будут мускулистыми. В результате они разгуливают с ногами, похожими на два грубо отесанных полена. Про живот, плечи, ягодицы я уж не говорю. Как известно, многие женщины у нас на Земле больше всего пекутся о двух вещах: о хорошем маникюре и отличной прическе. То, что располагается ниже прически и по бокам от маникюра – их мало волнует. В результате, сняв с такой женщины одежду, мы можем без содрогания взирать только на прическу и маникюр.
Однако тут меня снова выдернули из сладкой нереальности.
– Жив или помираешь? Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!
Настырные хлопки по щекам.
Теплый дождь в лицо.
Снова хлопки по щекам. Черт, уже не хлопки, самые настоящие оплеухи!
– Ай-ай-ай! Неужели помирает? О горе мне! О несчастье! Не вздумай окочуриться, осел ты эдакий! Я тебе покажу! Я из тебя, сявка, душу выну! Не вздумай, иначе я уйду вслед за тобой! Помни про
Угу, угу, как там, в Древнем Риме, говорили: помни, ты смертен! Или, если цитировать Тертуллиана – «Помни, падло – ты всего лишь смертная тля!»
Изредка знания из институтского курса истории лезут в мою дурную голову.
Туман перед глазами постепенно рассеивался. Я заморгал, навел резкость: у лица болталась козлиная борода, с которой капало. Над нею громоздился орлиный нос, а чуть выше были знакомые очи старого мудреца.
– А… – сказал я. – Э-э… – Я набрал воздуха в грудь и сел на палубе «Выстрела», по которой яростно барабанил теплый ливень. – Франног! Вы… Я…
– Живой! Шахнар услышал мои молитвы! – Мудрец привстал с колен, с трудом балансируя на неустойчивой палубе. Мокрый халат облепил его тело, которое, как я еще вчера заметил, было не таким уж и тщедушным.
– Живой? – Я глотнул воздуха пополам с пресной водяной пылью. – Я… жив… И вы!
– И я! Какая нежданная удача!
– Ах, какой гром! Шторм набирает силу, нас, наверное, скоро опрокинет, сынок.
Я огляделся. Нос и корма «Выстрела» утонули в серой дымке, которая делалась ярко-белой при каждой вспышке молнии. Громко хлопал по вантам гик. «Выстрел» расшатывало со все большей амплитудой. Нужно срочно что-то предпринять, иначе нас опрокинет!
Я заелозил по палубе, пытаясь подняться. Ноги были ватными, но силы быстро возвращались в тело.
Мудрец, не тратя слов, цепко схватил меня за локоть и помог встать, а затем посторонился, чтобы я тоже уцепился за ванты грот-мачты.
Я навалился на планшир. «Выстрел» крутился на одном месте, опасно кренясь бортами к воде. Корабль без руля и балласта был игрушкой в руках расшалившихся волн. Он еще не черпал бортами, но только потому, что буря не набрала достаточной силы.
А может, пронесет? Может, сильных шквалов не будет? Простой ливень, скромные волны и все?
– Франног, вы как?
– Сынок, я очнулся сразу, как ты разделался с вэйроком. Я удачно упал, головой в нужную сторону… Видел, как ты забросил ту штуку, слышал, как молнии разят вампира…
– Ахарр, мне казалось, вы прочно потеряли сознание.
– Чушь. Транс или что-то подобное от воздействий вампира. Ты молодой, ты продержался дольше. Кстати, сынок, – мудрец задумчиво потер распухшую
