— Дни света вдвое длиннее, — опять успокоила Нина.
«Значит, в Дни света я снова увижу свой мир».
— Это все? Больше никто не придет?
— Придут. Я отправил людей сообщить, что маяк работает вновь, — поделился Нифрим.
Я поднялся:
— Хорошо. Мне пора. Увидимся завтра.
— Будем ждать, — кивнул старейшина.
— До свиданья, — нежно улыбнулась Нина.
Я побрел обратно, к маяку, понурив плечи и борясь с тошнотой. В голове творился какой-то космический хаос и мелькали кометы мыслей. Разве можно было предположить, что, шагнув за порог, я окажусь в чужом и загадочном мире? Но если часть меня хотела сбежать, навсегда захлопнув невозможную дверь, то другая страстно желала остаться.
Я схватился за ручку и оглянулся: где-то там, у костра, сидела дивная неземная Нина.
День был в самом разгаре, и дождь прекратился. После темноты я щурился от света.
— Телефон! — окликнул меня консьерж. — Кстати, у вас гости.
— Кто? — удивился я, забирая свой старенький аппарат.
— Борис Львович.
— Ну конечно! — воскликнул я, словно забыл об условленной встрече, и поспешил наверх.
Борис Львович сидел на диване в гостиной.
— Здравствуйте, Серафим! Надеюсь, вы не против, что я заскочил вас проведать? Просто на звонки вы не отвечали, а вторые ключи остались у меня…
Я прислонился к стене рядом с камином:
— Приехали проверить, не тронулся ли я потихоньку? Не волнуйтесь, все у меня хорошо… Вы ведь никакой не нотариус, а, Борис Львович? Почему же вы сразу не сказали, что вам нужен смотритель маяка?
— А вы бы поверили, Серафим?
— Не знаю… Но почему вы выбрали меня? Только не говорите, что я какой-то особенный!
— Однако так и есть.
— И что же делает меня таковым? Хороший слух или бедность?
— Кровь, — сказал Борис Львович. — Кто-то из ваших предков был с другой стороны.
— Не может быть! — изумился я.
— А иначе вы бы не смогли пересечь границу. Понимаю, вы сейчас немного растеряны и напуганы…
Я прислушался к бурлящим внутри чувствам. Да, не без этого. Но больше всего я был зол, даже взбешен: никто не вправе отобрать мою жизнь, а взамен подсунуть другую — чужую и чуждую.
— Вы плохо меня изучили, господин наниматель. Для меня нет ничего важнее свободы. Так что вам придется поискать другого кандидата.
Казалось, Борис Львович был готов к такому заявлению:
— Конечно, Серафим, вы вольны отказаться, и я приму ваш отказ. Но пока вы не можете уйти, придется побыть смотрителем, хотите вы этого или нет.
— Целый месяц! — ужаснулся я. — А как же моя рок-группа и репетиции? Что я ребятам скажу?
— Что устроились на работу, которая требует постоянного присутствия. Хотя, если честно, ваши перспективы на музыкальном поприще нулевые.
— Значит, нулевые?! — совсем разозлился я.
— Ну вам уже тридцать, а вы еще ничего не добились, и только глупцы полагают, что у них вся жизнь впереди.
— Выходит, я глупец. Ладно, как-нибудь переживу…
— Не хотел вас обидеть, но никак не пойму, чем вас не устраивает работа смотрителя. Ведь это всего четыре месяца в году, а делать, по сути, ничего не нужно. Остальное время живите как вздумается. К тому же со средствами смотрителя вы сможете и группу раскрутить, и путешествовать…
Я усмехнулся: «Отличная попытка!»
— Многие вкалывают с утра до вечера и никогда не получат таких возможностей, — продолжил уговаривать Борис Львович. — И потом, неужели вам неинтересно? Может, если вы больше узнаете о другой стороне, то перемените свое решение?
— Вижу, вы сильно желаете, чтобы я его переменил.
— Буду с вами откровенен, Серафим, — в мире не так много людей с особенной кровью, и найти вам замену будет непросто. Значит, на один маяк
