– Я мальчик с мельницы. Это не первые мои плети.
– Они пытают невиновного!
– Моего происхождения вполне достаточно, чтобы обвинять в убийстве посла, – сухо ответил Дитер, и мое сердце снова сжалось от боли.
Сколько пришлось пережить ему? Тяжелое детство, ненависть отца, смерть матери, презрение окружающих только потому, что он отличался от всех остальных. Страх, вечный страх и неприятие. Даже от меня…
Я покраснела, и в этот момент порадовалась, что Дитер не видит моего лица.
– Посол действительно окаменел?
– Действительно, – с горечью подтвердил Дитер. – Сомнений быть не может. Окаменение проходило достаточно медленно, и под каменной оболочкой нашли еще целые внутренности. Мне рассказал палач, все-таки в какой-то степени мы были сослуживцами.
Дитер нервно усмехнулся, и я закусила губу.
– Но как? – прошептала я. – Это ведь не ты. Ты не мог.
– Конечно, пичужка. – Дитер выпрямился и гордо приподнял подбородок. – Я солдат, а не убийца и поражаю врага на поле боя, глядя в глаза, а не подло из-за спины. К тому же я слишком хорошо знаю, чем грозит это Фессалии.
– Войной, – слабо проговорила я.
– Да, – просто и коротко ответил Дитер, и мои колени снова задрожали от слабости. – Война сейчас не нужна ни мне, ни Максу. Мы еще не отошли от последних кампаний в пустынях Канто. Провоцировать соседей – это идти на верные потери, а то и на смерть…
– Тогда кому это может быть выгодно? – шепнула я и умолкла.
В памяти всплыло услышанное недавно: «Фессалия быть земля Кентарии, а вы – вождь два страны! Очшен много! Очшен богато!»
– Молчи! – прошипел Дитер и дернулся, кандалы тревожно зазвенели. – Любое слово может сыграть против тебя, Мэрион. Не хочу, чтобы ты сидела в соседней камере, среди пауков и крыс. И еще. – Тут он нервно усмехнулся и понизил голос: – Я думал все время, пока дознаватель писал протокол допроса. Я бы обязательно догадался про вино, – он качнул головой, – и никогда бы не стал его пить… Я бы вернул его тому, кто подал, Мэрион. Я бы вернул бокал.
Я зажмурилась и закусила губу, привычно затеребив кулон, который теперь тревожно пульсировал и колол жаром. Отчаяние рвалось из груди, а выхода не было. Конечно, все подстроила королева. Хотела ли она отравить самого Дитера? Или ее план был гораздо тоньше, гораздо коварнее? Что, если и Дитер, и я, да и сам несчастный посол были только разменными монетами в умелых руках интриганки? Если она знала, что ее подслушивают? Если она знала, что Дитер столь же хитер, как она сама, и ни за что не возьмет бокал из рук посла враждебной страны, подозревая, что вино может быть отравлено? Что он сделает тогда? Конечно, вернет бокал тому, кто его подал!
О, как же хотелось поговорить об этом с мужем! Но рядом стоял стражник, посматривая в нашу сторону и явно грея уши.
– Лучше скажи, – Дитер прервал мои размышления, – Макс разговаривал с тобой?
– Да. – Я опустила голову, и хотя Дитер не видел меня, было тяжело смотреть в его разом осунувшееся и посеревшее лицо. – Я сказала ему… сказала, что всю ночь ты был со мной. Разве они могут, Дитер? – всхлипнула я. – Ты невиновен. А тебя допрашивают под плетями. Посадили на цепь, как пса!
– Я и есть пес, – глухо ответил Дитер. – Цепной пес его величества. Чудовище, которое надо держать на коротком поводке и не забывать показывать, кто в доме хозяин. Разве ты не понимаешь? – Он качнул головой и трескуче рассмеялся. – Когда я хочу добиться послушания от виверн, я надеваю на них ошейник и всаживаю в бока шпоры. Теперь пришла очередь Максимилиана надеть ошейник на меня. Когда-то я принес военную присягу моему королю, а теперь должен сделать все, чтобы доказать свою преданность стране и непричастность к убийству.
– Поэтому ты дал себя арестовать?
Слова Дитера звучали жутко, вворачивались в виски, точно острые шурупы, и от каждого признания мое сердце стонало от боли и обливалось кровью, кулон горел, пощипывал, как горчичник.
– А что мне оставалось, Мэрион? – Дитер снова чуть приблизился, раздувая ноздри, точно хотел если не увидеть, то хотя бы учуять меня, запах цветочных духов, запах моей кожи и волос. – Я мог бы убить разом всю королевскую стражу, но тогда бы сразу стал государственным преступником, которого стоило только расстрелять на месте. Или, – тут он запнулся и облизнул губы, – или мог бы убить и тебя, моя маленькая птичка. Я бы не вынес этого. – Тут Дитер свесил голову, и его голос упал до шепота: – Особенно если бы думал, что проклятие снято и я могу смотреть на тебя без очков…
Меня бросило в дрожь. Я сжала плечо мужа, заглядывая в его бледное лицо, и спросила, задыхаясь:
– Скажи, тебя правда проверяли… на крысах? Проверяли, снято ли проклятие?
– Да, – едва слышно проговорил генерал, даже не поморщившись от прикосновения, хотя мои пальцы, наверное, причинили ему боль. – Макс приказал проверить сразу же. Проклятие не снято, Мэрион.
– Как же так? – Я умолкла, не зная, что сказать, моя рука упала плетью, сердце стукнуло и замерло, застывая от горя и безысходности.
– Не уходи. – Дитер качнулся в сторону решетки, снова приник к прутьям вспотевшим лбом. – Подожди, пожалуйста. Я не могу… не могу взять тебя за руку. – Его плечо дернулось, заведенные назад руки выгнулись, точно он хотел разорвать оковы. – Прошу, Мэрион!
