– Здравствуй, дорогой, – проворковала Лиза, павой проплыла к столу и положила руки на плечи мужа.
– Здравствуй, ладушка, – тут же засветился, как ясно солнышко, тот и, извернувшись, поцеловал ее правую руку.
– Гонец прибыл. Мне письма от братца и тетушки доставил.
– Знаю. Мне вот тоже от Николая Дмитриевича послание пришло.
Вот так. Не государь, не царь, а по имени-отчеству. А потому что пока Трубецкой на княжеском столе в Пскове, Николай ему не государь. Ведь князь псковский номинально является правителем вольной земли, ни перед кем не кланяющейся.
Лиза быстро затараторила, перечисляя все новости, что почерпнула из писем брата и тетки. Разве что «забыла» упомянуть о приписке, сделанной великой княгиней де Вержи.
– А тебе Николай о чем пишет?
– Да так. Ничего особенного. Интересуется нашим с тобой житьем. Ладно ли у нас, не обижаю ли я тебя. Ну и грозится, что я еще попомню, коль скоро решу обидеть его любимую сестру. Спрашивает, как ты ладишь с псковичами. Хорошо ли они приняли великую княгиню.
– И все?
– В принципе да. Разве что еще просит отправить обратно в Москву десяток измайловцев. Возникла в них какая-то надобность.
– Как так? Братец заверил меня, что десяток при мне будет. Опять же, Егор, командир десятка, он ведь муж Анюты, а я ее прочу в кормилицы. Негоже семью разлучать.
– Так пускай с мужем в Москву и возвращается. Нешто мы кормилицу не найдем? – удивился Трубецкой.
– Дите наше кому ни попадя я не доверю, – решительно рубанула княгиня. – И стрельцы эти. Они, между прочим, жизнь мне спасли. И я более никому иному не доверюсь.
– Но Николай Дмитриевич…
– Ванечка, ну я прошу тебя. Тебе легко, ты муж зрелый и сильный. Мне же на чужбине страшно. А как представлю, что тебя нет… А тут тетушкины стрельцы, и сразу на душе покойней.
– Ладушка, я все понимаю, но ведь приказ…
– Приказ князю вольного Пскова? – вздернула брови Лиза. – Хочешь сказать, что братец именно так написал?
– Нет. Я неправильно выразился. Он-то просит. Но я ведь московский боярин…
– Гляди при посторонних не брякни, – фыркнула молодая женщина. – Ты князь вольного Пскова. И потом. В жалованной грамоте, братом писанной, указано, что десяток стрельцов будет справлять при мне службу столько, сколько я сочту нужным, получая жалованье из московской казны.
– И что я должен ему ответить?
– Что женушка твоя трусиха несусветная, и ей без бравых стрельцов страшно, – пожала плечами княгиня.
– Угу. Порассказали мне, как ты четырьмя выстрелами троих лихих свалила.
– То я со страху.
– Х-ха! Мне таких трусих с сотню – и никаких полков не надо, любого ворога под корень изведу.
– Так что ты решил? – прижимаясь к спине мужа и положив подбородок на плечо, вкрадчивым голоском поинтересовалась Лиза.
– Да делай как знаешь. В конце концов, действительно, десяток в твое подчинение передан. Тебе и с братом разбираться.
– Спасибо, милый. На обед тебя ждать иль опять куда-то ускачешь?
– Пообедаю. А потом поеду глянуть, как там идет строительство городской стены.
– Я тебя жду, – игриво проворковала Лиза и поплыла к двери.
Н-да. Разобрались, нечего сказать. Всю дорогу Иван, как и де Вержи, надеялся на то, что все образуется и к их прибытию в столицу надобность в аресте уже отпадет. Не тут-то было. Отправленный к Ирине Васильевне гонец вернулся с отрицательным ответом. Карпова снова заковали в цепи, а парней взяли под караул.
Часов шесть назад, когда только начало темнеть, они въехали в Москву и прямиком проследовали в городской острог. Пусть парней и не заковывали в цепи, но и по домам не распустили. Посадили под замок в одном с ним подземелье. То есть сыром, холодном и вонючем. Вот такая благодарность за службу ратную и верную. А ведь успели послужить, чего уж там.
Н-да, сырое подземелье – это еще мягко сказано. Вонь гниющей соломы и плоти, сдобренная смрадом человеческих испражнений. В кромешной тьме, на ощупь, Ивану едва удалось найти более или менее сухой уголок, да и то стены оставались сырыми и мерзкими, покрытыми плесенью, также вносящей свой вклад в общее амбре. Все же в подземелье дворца Хованских было не в пример суше, чем в застенках царского острога.
Ни его самого, ни парней еще не допрашивали. Однако ничего хорошего от будущего Иван уже не ждал. Клял себя последними словами за то, что не бежал в пути. Возможностей для этого было более чем достаточно. Но…
Все надеялся на лучший исход. К тому же и обвинить его не в чем, и сама великая княгиня вступилась, пойдя с пояснениями к племяннику. Подумаешь, Николай сразу не стал ее слушать. Выслушал бы после. Благо время есть. Пока отряд доберется до Керчи, пока вернется обратно. Эвон уже и февраль
