месяц. Да только бесполезно.
Ну что же, коль скоро так, то остается одно. Напасть на охранников и если не вырваться, то хотя бы вынудить их убить его. На дыбу не хотелось категорически. А не случится сбежать от пыток таким путем, тогда петля. Оно, конечно, самоубийство – грех смертный. Ну да одним больше, одним меньше. Сомнительно, чтобы мучения в пыточной зачлись ему как искупление. Опять же, сломают его, и оговорит он невинных. А это тоже грех. Словом, куда ни кинь, всюду клин.
Сначала послышались отдаленные шаги. Потом проявилось светлое пятно зарешеченного дверного окошка, которое становилось все более ярким. Судя по шагам, по коридору шел один. Вот он остановился напротив камеры Ивана, содержавшегося в одиночестве.
Надсмотрщик? Стражник? Плевать. Это шанс. Если только…
Есть! Лязгнул засов, и дверь подалась наружу. Не мешкая ни мгновения, Иван толкнул ее плечом, вкладывая в это всю силу и массу своего тела…
Хэк! Надсмотрщика? Стражника? Без разницы. Главное, что бесчувственное тело отлетело в сторону, выронив слюдяной фонарь со свечой. Хорошо хоть не разбился и огонь не погас. Иван подхватил его и посветил в поисках ключей. К воле ведут несколько дверей, и все они заперты. Он-то слесарь неплохой, вот только не взломщик ни разу.
Нужно будет найти помещение с инструментом, чтобы сбить оковы. Правда, как это сделать в одиночку, пока не представлял. Ну да, снявши голову, по волосам не плачут.
– Что за ч-черт, – растерянно прошептал Иван, рассматривая лежащего без чувств.
Судя по одежде, это был все же стражник. Однако Иван никак не ожидал увидеть в этой роли рыжеволосого здоровяка Бориса. На секундочку – сотрудника его службы безопасности и по совместительству боевого холопа. В смысле его, Ивана, бойца.
Кузьма провернул тайную операцию? А с чего бы ему так-то рисковать? Перед отбытием в поход Иван представил Овечкина всем работникам мастерской и объяснил, что тот будет заниматься вопросами безопасности и охраны. На время своего отсутствия переподчинил его бате и отправился на войну.
Вот так и вышло, что Кузьма занимается вопросами безопасности не только в Москве, но и в Карповке. Этот тщедушный мужичок оказался настоящим пауком, раскинувшим свои ловчие сети как на сами предприятия Карповых, так и вокруг них. Сын Овечкина по-настоящему сдружился с младшим братом Ивана, Митей.
Этот, паразит такой, начал засматриваться на младшую сестру Карповых, Анну. Он был ее сверстником, обоим по четырнадцать. Впрочем, о женитьбе никакой речи и быть не могло. Нет, разность положения тут ни при чем. Просто молода еще Анюта. Да и Семену пока лучше об учебе думать, а не о семейных заботах. Примерно такой откровенный разговор и состоялся между Иваном и Кузьмой.
Правда, был еще и батя, но Карпов не без оснований полагал, что сумеет его убедить. Человек, ведающий вопросами безопасности и одновременно являющийся практически членом семьи, – это уже куда как серьезно. Здесь родственные узы дорогого стоят. Опять же, Кузьма бывает в Карповке, напрямую общается с Архипом и сам старается понравиться главе семьи.
Вот только желание породниться с работодателем никак не могло соотнестись с преступлением против престола. Да даже если ему неизвестны все обстоятельства, организация побега из острога – достаточно серьезное преступление, чтобы решиться на это.
Но главное не в этом. Как Кузьма вообще сумел прознать об аресте Ивана? Ну не могло быть такого, чтобы Борис поступил на службу в острожную стражу. Это просто не укладывалось в голове, хоть тресни.
– Боря, – похлестав мужчину по щекам, позвал Иван. – Боря. Очнись.
– Мм, – застонал здоровяк, поворачиваясь на бок.
Потом сел, тряхнул головой. Непроизвольно сфокусировал взгляд на фонаре, который, вероятно, привлек его внимание как самая яркая точка. Наконец посмотрел на Карпова.
– Ну ты даешь, Иван Архипович. Никак решил в бега податься? – придя в себя и потирая лоб, произнес-простонал боец.
– Решишь тут, когда впереди дыба маячит. Ты-то тут как?
– Ну так Кузьма Платонович меня и Емелю уж, почитай, две седмицы как на службу в стражники острожные определил. Сказал, что так надо, мы и пошли. А сегодня навестил, сказал, чтобы непременно подменились и на службу вышли, чтобы тебя, стало быть, умыкнуть.
– И вы вот так согласились?
– А чего нам-то? И без того под плахой ходим. Одним грехом больше, одним меньше, разница невелика. А с тобой все понадежнее будет, – поднимаясь на ноги и кривясь от боли, произнес Борис.
– Вот молодцы. Ладно, некогда. Пошевеливаться надо. Только я не один. Стрельцов моих нужно будет тоже вытащить.
– Хм. Почитай, десяток получится, – с явным сомнением произнес Борис. – Тебя-то мы собирались тишком вывести за ворота – и ходу. А таким числом тихо не получится.
– А если караулы снять?
– Хм. Оно, конечно, можно. Но… Не враги, чай. На службе люди, а мы вроде как и не лихие.
Угу. Пусть и под плахой ходят, да только не хотелось этим здоровякам обратно на помойку. Они и за Ивана уцепились, как утопающий за соломинку.
