Николай возжелал создать корабль, который бы вобрал в себя решения разных школ. С одной стороны, это вроде выглядит логично. Но с другой – де Вержи был абсолютно уверен, что они ни до чего не договорятся. Вот ссориться и спорить до хрипоты у них получалось очень хорошо.
Но вскоре Гастон понял, что ошибся. Нет, корабелы-то как не ладили между собой, так и продолжали собачиться. Но Николай поместил в их среду одного примечательного молодого человека. Выпускника Московского университета, сержанта Преображенского полка и просто умницу Афанасия Дробота.
Он был родом из старинного архангельского рода корабелов. И его стараниями из хаоса противостояния различных школ появились чертежи совершенно нового корабля. По имеющимся выкладкам было видно, что судно вобрало в себя разные черты. Оставалось только понять, насколько оно окажется жизнеспособным.
Так вот. Стоило де Вержи изменить свое отношение к Русскому царству, к самим русским и попытаться вжиться в новое общество, действуя весьма радикально, как это тут же нашло отклик. Нет, не у наследника. У царя. Дмитрий Первый вызвал француза к себе и самолично вручил ему свой указ.
Согласно полученной бумаге полковнику де Вержи за верную и беззаветную службу из царских земель выделялась тысяча десятин пахотной земли с поместьем и довольно большим селом. Плюс к этому три деревеньки, где проживали арендаторы. Вот так в одночасье де Вержи стал далеко не мелким землевладельцем.
И он не обманывал себя. Его верная служба тут вовсе ни при чем. Ну или практически ни при чем. В конце концов, за нее он получал солидное жалованье, куда большее, чем в любой из европейских держав. Главное – именно изменившееся отношение полковника к принявшей его стране.
Но какая все это ерунда! Лично для него куда важнее вот этот вечер. Этот лукавый взгляд, насмешливая улыбка и недвусмысленные намеки на возможное мужеложство, пришедшие на смену ледяной холодности. Сердце француза буквально пело от охватившего его счастья.
Нет, это еще не победа. И вообще неизвестно, к чему приведут все его усилия. Но дорогу осилит идущий. И пусть этот путь подобен русской распутице, де Вержи уже вырвал ногу из липкой грязи и наконец сумел сделать первый шаг к сердцу этой неувядающей русской красавицы.
Иван проснулся как-то уж очень легко. Вообще-то довольно необычно. Ему не нравилось ночевать в непривычной обстановке. Нет, если в походе, то тут картина совсем иная. Но если речь о чужой постели, то нормально выспаться никогда не получалось. А тут… Справедливости ради он должен был признать, что даже дома не просыпался столь отдохнувшим.
Вот уж ни за что не подумал бы, что подобное возможно в обычном гостиничном номере. Впрочем, особо задаваться вопросами он не стал. Отдохнул – вот и славно.
Сбежав со второго этажа, Иван вышел на задний двор, где стоял колодец. Достал ведро студеной воды и, несмотря на довольно свежее утро, от души обмылся по пояс. При этом у него едва не перехватило дыхание, а дрожащий голос напевал слова из пионерского детства: «Если хочешь быть здоров, закаляйся».
После утреннего туалета Иван отправился в обеденный зал, чтобы позавтракать. А заодно озадачил хозяйского сынка, отправив его разузнать, дома ли полковник де Вержи.
Парнишка успел обернуться раньше, чем Иван закончил трапезу. Правда, новость, принесенная им, не обрадовала. Оказалось, что француза дома нет. Хотя, со слов его слуги, тот должен был появиться в ближайшее время. За дополнительную плату и под одобрительный взгляд отца мальчишка вновь убежал из гостиницы караулить полковника, дабы своевременно сообщить о его возвращении Карпову.
Сотенному пришлось проваляться в постели с книжкой в руках до обеда. Н-да. Слог местных писателей для него все же не очень. Но заняться было нечем. Если бы догадался прихватить с собой писчие принадлежности и готовальню, можно было бы поработать, выдавливая из своей памяти что-то полезное. Но так уж случилось, что он забыл даже футляр со своей ручкой, а пользоваться гусиными перьями нипочем не желал. Хорошо хоть у хозяина нашелся этот рыцарский роман, напечатанный на русском.
Мальчишка появился с доброй вестью перед самым обедом. Интересно, и что это де Вержи так задержался? Никаких сомнений, он также был на гулянье в Кремлевском дворце. Еще бы, ведь его друг, ну или покровитель, собирался стать отцом. Француз по определению не мог пропустить это событие. Еще, наверное, и загулялся далеко за полночь. Но не до обеда же следующего дня, в самом-то деле. Задержался у какой красотки? А что, вполне возможно.
А вот о красотках думать как-то не хотелось. Понятно, что прятаться от проблемы в этой гостинице и надеяться, что она сама рассосется, – глупее не придумаешь. Но вот что делать, Иван попросту не знал. Самый простой вариант – это сбежать. Вопрос только, куда?
В Измайловском не отсидеться. Наверняка там его уже поджидает Егор с пламенным посланием от воспылавшей любовью малолетки. Плевать, что в этом мире она вроде как уже давно полноценная невеста. Соплюха с вывихнутыми мозгами – вот кто она.
Ладно. Проблема есть. Решить он ее пока не может. Ну, коль скоро так, то нужно заняться тем вопросом, закрыть который ему по силам. Конечно, тут все зависит не от него. Но француз вроде бы неглуп. А потому есть надежда на благополучный исход этого не такого уж безнадежного предприятия.
Де Вержи если и не принял Карпова с распростертыми объятиями, то и мариновать долгим ожиданием не стал. Что уже само по себе неплохо. Правда, взирал на гостя с нескрываемым удивлением. Еще бы! Этот парень умудрился уже неоднократно перебежать полковнику дорогу.
А тут еще и явно потасканный вид француза. По виду однозначно с похмелья. А может, с какой горячей красоткой кувыркался до самого утра. Вот так сразу не определишь.