При таком состоянии хозяина рассчитывать на радушный прием по меньшей мере глупо. Да и не ровня стрелецкий сотенный полковнику, представителю древнего дворянского рода, пусть и обедневшего. Впрочем, Иван не сомневался, что в настоящий момент материальное положение полковника более чем в порядке. Как ни крути, а фаворит цесаревича.
– Здравия тебе, господин полковник.
– И ты здрав будь, сотенный, – степенно, но явно борясь с дурным самочувствием, ответил француз.
Иван непроизвольно отметил, что с последней их встречи русская речь де Вержи стала куда лучше. Да и гардероб, признаться, сильно удивлял. Европейцы хватались за привычный им туалет как утопающий за соломинку. Ну или считали русский сущим варварством. Не суть важно.
– Я поговорить хотел, – продолжил парень.
– Ну так говори, – обращая внимание на пару футляров в его руках, предложил полковник.
– Вот так, в прихожей? Ладно. Как скажешь. Нам гордыня взор не застит.
– Ты за словесами-то следи.
– А ты коли обрядился в русское платье, так и веди себя соответственно. У нас либо гонят взашей, либо в дом приглашают.
– Может, мне тебя еще и гостем дорогим величать?
– Это можешь опустить, – ответил Иван с таким видом, словно хотел сказать, что, если его не пропустят в покои, он попросту развернется и уйдет.
Подействовало. Посторонившись, де Вержи пригласил гостя в дом. Пусть и не дорогого, и не желанного. Потом препроводил в свой кабинет. Иван был более чем уверен, что причина кроется в футлярах в его руках. Ну неспроста же их сюда принесли, в самом-то деле.
– Господин де Вержи, ты уж не обессудь, но я напрямую. Словом, я пришел к тебе объясниться. Признаться, у меня нет желания обзаводиться врагами на ровном месте или кому-нибудь гадить.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что у меня нет стремления приковывать к себе внимание цесаревича. Мне вообще чем дальше от сильных мира сего, тем лучше. От подобного соседства только одна головная боль. Вот, к примеру, ты – уверился, будто я решил оттереть тебя от цесаревича и быть обласканным вместо тебя. Только не надо на меня так смотреть. Либо говорим напрямую, либо я просто уйду. Потому что иначе разговор не склеится.
– Хорошо. Напрямую так напрямую. Итак, ты хочешь сказать, что это неверно?
– Неверно.
– И предложения по податям ты не подавал?
– Не цесаревичу. Словом, вернувшись с Урала, я обнаружил, что мастерскую отца обложили такими податями, что впору зубы на полку складывать. Накипело, вот я и написал несколько предложений. Показал Ирине Васильевне. Та меня подняла на смех. А как те записи попали к Николаю Дмитриевичу, понятия не имею. Ясно, что от Хованской, но как именно, не знаю. А там у него вопросы появились. Ну и еще кое-что приключилось, после чего цесаревич решил устроить те состязания.
– Ты об иезуитах и их планах?
– Знаешь? Ладно. Но говорить об этом все одно не стану. Словом, не рвусь я никуда. А если Николай Дмитриевич обо мне забудет, так только рад буду. Да не забудет он. И что теперь нам с тобой, друг другу в глотки вцепиться?
– И как ты себе это представляешь? – снисходительно ухмыльнулся полковник.
– Хорошо представляю. Иль и ты, как иные, полагаешь, что с той атакой татарской конницы моей сотне просто повезло? И сотня моя не маялась животами по воле Авося? Вижу, что ты так не считаешь. Тогда подумай и о другом. Захочу ли я пойти на убой и повести за собой своих людей? Иль, наплевав на все, сделаю по-своему, чтобы и самому уцелеть, и людей сберечь? И получится ли у меня остаться незамеченным? О чем подумает цесаревич, когда увидит в армии полевые кухни? Или мне убеждать его, что все новое, используемое мной, не мое вовсе и кухни эти не из наших мастерских происходят? Кстати, чем бы наш разговор ни закончился, кухни для своего полка закажи. Не дело это – тебе доверили будущих сподвижников царевых, а ты чуть не четверть в Диком поле положил.
– Иные потеряли куда больше, – возразил француз.
– А иные так и вовсе от болячек ни одного на тот свет не спровадили. Не ищи подвоха, господин полковник. То добрый совет, пусть и от молодого воина зрелому ветерану. Но коли толк в том есть, так отчего отмахиваться? Уж два десятка стрелецких сотен заказы сделали. А там, чай, не дураки и походов поболее твоего видели.
– Я подумаю над твоим предложением.
– Лучше подумай над тем, как нам вместе быть. Сам посуди. Одно дело, когда ты о чем-то говоришь цесаревичу и это новое идет через тебя. И другое – когда я сам себе голова, что-то делаю, а Николай Дмитриевич примечает. Долго ли я так в сотенных прохожу? Глядишь, и дворянством одарят. А там и дальше в рост пойду.
– То есть ты хочешь уйти в тень? – вздернул бровь де Вержи.
И было чему удивляться. Еще бы! Ну кто в здравом уме захочет лишиться внимания и поддержки будущего государя? Гастону подобное было
