Ириной вчерашней и сегодняшней.
– Я вас приветствую, господа. – Подошедший к ним худощавый мужчина говорил по-французски, но с мягким итальянским акцентом.
– Здравствуй, доктор, – поприветствовал де Вержи по-русски доктора Конти.
– Привет, – поддержал его де Атталь. – И где ты пропадал целых два дня?
– В Белом городе. В доме некоего подлекаря Рудакова, – устраиваясь за столом и делая знак трактирщику, пояснил доктор. – Должен тебе сказать, это были удивительные два дня, полные открытий. Просто не понимаю, как можно было предать опале и изгнать из медицинской академии такой прозорливый ум. Русская медицинская школа хороша, и отрицать это глупо. Но подобное отношение… Не понимаю.
– Можно подумать, европейские умники поступили бы иначе, – возразил де Атталь. – Вспомни Парацельса, учение которого отвергали, а нападки на него самого были повсеместными.
– Согласен, – скривившись, как от дольки лимона, вынужден был признать доктор.
Потом слегка отклонился назад, чтобы служанка поставила перед ним блюдо с мясом, кувшинчик с вином и кубок. Поблагодарил и поспешил наполнить последний, сделал глоток и с удовольствием кивнул.
– И тем не менее это не умаляет его таланта, – продолжил Конти. – Подумать только, сложнейшие ранения – и среди его пациентов ни единого смертельного случая. Разумеется, кроме тех бедолаг, кого угораздило получить рану в грудь или брюшину. Не все из них отправились в мир иной, но большинство. Остальные же… Он лечит даже тех, кого обычная медицина однозначно лишает конечностей. Количество калек из-под его рук в разы меньше, чем у иных докторов. А то, как он справился с оспой? Просто потрясающе. – Закончив этот спич, доктор с аппетитом налег на мясо.
– Дружище, а не ты ли гнал его взашей там, в походе, когда он появился перед тобой со своими предложениями? – решил поддеть товарища де Атталь.
– И что с того? Я не какой-то там закоснелый ретроград и готов признавать свои ошибки. Да-да, дорогой Жером, я ошибался и ничуть не пытаюсь искать себе оправданий. Я со всей ответственностью заявляю: Павел Рудаков – это гений. Пока непризнанный, но несомненный.
– Тоже мне, нашли гения, – расслабленно откинувшись на спинку стула, фыркнул слегка осоловевший де Вержи.
– Поверь, Гастон, я знаю, о чем говорю, – отозвался итальянец. – И заметь, я признаю это, несмотря на то что поначалу сам же от него и отмахнулся.
– Возможно, ты прав, да только как обрабатывать должным образом раны, ему подсказал, а скорее даже научил, Карпов. Тот самый молодой командир Измайловской стрелецкой сотни. Не иначе как перенял у ветеранов. Он вообще любознательный и необычный молодой человек.
– Я слышал о том, сколько всего удивительного ему приписывают. Тут и булат, и гениальность в области механики и оружейного дела. А теперь вот еще и знаток медицины, – с нескрываемой иронией произнес де Атталь.
– Ты забыл упомянуть еще кое о чем, – покачав головой в знак того, что не разделяет этого сарказма, начал Гастон. – Именно им были обнаружены богатейшие золотые россыпи на Урале. Это его сотня выстояла там, где полегли бы куда большие силы. Измайловские стрельцы были полностью экипированы в мастерской Карповых. А это как минимум полторы сотни нарезных мушкетов. Хватает и иных новинок, за которыми выстраиваются в очередь. К примеру, новые светильники, и горючее к ним также получают в их мастерской.
– Я склонен полагать, что тут имеет место банальное преувеличение. А то, что остается, можно с легкостью отнести к его отцу, потомственному кузнецу, – не согласился де Атталь.
– Вот, значит, как, – ухмыльнулся в ответ де Вержи. – Господа, я ни в чем не буду вас убеждать. Просто скажу, что самолично наблюдал, как Карпов пригрозил пистолетом Рощину и потребовал, чтобы тот отмыл руки и инструменты от моей крови. Потом обработал и то и другое крепким хлебным вином. Велел убрать щуп и взрезать ножом колотую рану, чтобы ее можно было лучше вычистить. Помочился в бутылку и настоял на том, чтобы той мочой промыли рану.
– Вы сами это видели, дорогой Гастон? – ошарашенно уточнил доктор Конти.
– Я был от него не далее как в пяти шагах.
Говоря это, де Вержи вспоминал разъяренную, словно фурия, Ирину Васильевну, бросившуюся на помощь своему любимому. Боже, как же она в тот момент была хороша. Хм. Кажется, он не просто похмелился, но и слегка опьянел. Пора на воздух. Необходимо проветриться и отправляться в Измайлово. Будь он проклят, если эта женщина не будет его!
– Ваш же Рудаков стоял в сторонке, – решил все же закончить рассказ де Вержи. – Потом именно он приходил делать нам перевязки. И они подолгу о чем-то там беседовали с Карповым. Как бы то ни было, но именно с этого времени между ними завязалась дружба. А что до булата… – Полковник с тихим шелестом извлек из ножен тускло сверкнувший лезвием палаш. – Это работа мастерской Карпова. Господа, прошу меня простить, но мне пора.
Оба иезуита проводили его не столько удивленными, сколько задумчивыми взглядами. Потом переглянулись между собой и перешли на латынь. Знатоков этого языка в Москве не так чтобы много, а если еще и говорить тихо, то и вовсе можно чувствовать себя практически в безопасности.
– И что ты об этом думаешь, любезный Жером? – поинтересовался доктор Конти.
– Только то, что мы правильно сделали, не став торопиться с ликвидацией этого стрельца. Ведь если судить по выражению твоего лица, ты полностью с
