– Ты только Ульриху-Бертольду об этом не брякни!
– Я постараюсь. – Вторая улыбка за минуту! Нетушки, наши дела отнюдь не унылы. – Именно знакомство с Ужасом Виндблуме меня и навело на некоторые мысли. Ну и пресловутая дуэль, после которой я решил, что буду учиться и научусь!
– Ты и научился.
– Еще осталось кого-нибудь убить, хотя за этим дело вряд ли станет – после победы, а мы должны победить, из щелей выберется множество мерзавцев. Самые дальновидные наверняка лезут уже сейчас, но мы рискуем уйти в сторону. Описательные и точные науки по-лаикски тебе тоже ничего не дали?
– Точные были бы ничего, не обкорми меня ими дома, а описательные… Мэтр Шабли оказался дрянью, но учил он неплохо, дело было не в нем!
– Не в нем. В том, что тебе переставал нравиться Талиг, которому ты, будучи Савиньяком, собирался служить. Знаешь, если мы уцелеем, я поверю, что Излом – благо…
– Я устал, – зевнул Арно, – драться мне лень, а понимать тем более. Объяснил бы ты по-человечески, Излом-то к Лаик каким боком?
– Хорошо, я попробую. То, что в Сэ не в восторге от того, что творится, мне стало ясно по твоим выходкам на уроках, но ты и твои братья – вторая часть уравнения, давай сперва покончим с первой. Ты о ней вряд ли задумывался, ведь Савиньяки последний раз меняли сторону при Франциске.
– То ли дело ты!
– То ли дело я. Или Эпинэ, который еще и Агарис видел. Полагаю, ты согласишься, что у двух последних мятежей не было ни единого шанса. Талиг Сильвестра не просто устоял, он казался если не вечным, то достаточным и для детей, и для внуков ныне живущих. Само собой, на сторону победителей начали переходить те, кто думает лишь о себе. Им требовалось доказать свою лояльность, и они принялись выслуживаться. Сильвестр их привечал, как и Манрики с Колиньярами. Это логично – для прогулок в парке многие покупают не морисков, а линарцев.
– Ну, кому-то и табурет лошадь.
– А кому-то и Заль – генерал. В начале Двадцатилетней такие либо выжидали, чья возьмет, либо перебегали к тем, кто казался сильнейшим… Другое дело, что в твоем доме подлецов и подхалимов не жалуют. Ты вступился за того, кого обижала свинья с перевязью, даже не задаваясь вопросом, кого защищаешь. Для тебя в этой истории главным был Арамона, а любой, кому принимался вредить Свин, становился своим. Продолжайся так и дальше, твоему сыну или внуку могло бы прийти в голову, что Алису свергли рвущиеся к власти мерзавцы, а Борн с Окделлом погибли за честь и свободу.
– А дриксов с гаунау куда девать?
– Нашли бы, особенно если б появился новый Дидерих. Чем дальше, тем наверху скапливалось бы больше грязи, а те, кто с грязью несовместим, уходили бы. С обидой, разочарованием, злостью. Я часто представляю себе лестницу, по одной стороне которой, сжав зубы, спускаются приличные люди, а по второй поднимаются счастливые мерзавцы. Рано или поздно их наверху наберется столько, что за ними настоящего Талига будет уже не разглядеть.
– Слушай, поговори об этом с Ли! Конечно, если только…
– Арно, – потребовал Придд, – не смей даже думать, что с твоим братом что-то случилось. Будь так, мы бы, и ты первый, почувствовали.
– Мы в Гаезау, а Лионель кошки знают где!
– Расстояния ничего не меняют. В Васспарде и Багерлее меня и смерть моей крови разделяло лишь несколько стен, но была еще и Габриэла. Когда она утонула, с точностью до часа неизвестно, но в тот день и примерно в то время я запел. Второй раз после смерти Юстиниана.
– Ты?!
– Представь себе. И это при том, что родичи вечно поющих найери обычно молчаливы.
– А первый раз? Хотя чего я лезу!
– Лезь, мне хочется говорить. Первый раз был, когда мне по совету герцога Алва удалось обмануть гарнизон и стражу. Я подъезжал к роще, где мы с герцогом условились встретиться, и внезапно понял, что пою… Кажется, горники решили утра не дожидаться, так что, раздумав ложиться, мы угадали. Жаль, ты так и не растер ноги.
– Они не очень-то и болят, – без особой уверенности буркнул Арно и обернулся. Торопливо пробирающийся к ним со стороны маршальской палатки офицер ростом и походкой напоминал Сэц-Пуэна, каковым и оказался.
– Садитесь, – Валентин подвинулся, уступая место до предела вымотанному адъютанту. – Будете можжевеловую?
– Потом… – одноглазый капитан вздрогнул и вытер лоб. – Господин полковник, я должен… Должен довести до сведения высших офицеров, что маршал умер. Наверное, сердце… Корпус остался без командующего.
– Садитесь и пейте. – Валентин очень медленно открыл флягу. – Там ровно столько, столько вам сейчас требуется. Арно, тряхни адъютантской стариной, собери полковников. Начнешь с Ульриха-Бертольда, как с самого заслуженного. Кроме того, такая очередность позволит тебе у него не задерживаться.
– Это должен я, – запротестовал Сэц-Пуэн.
– Сидите. Арно…
– Я всё сделаю! – Савиньяк уже мчался к Кану. Завтра – метель и, очень похоже, что бой, а «корпус остался без командующего». Остался. Без.
