непримиримым, политических заключенных в «Крестах» призывали прекратить голодовку и сохранять силы, «ибо час вашей свободы близок». К сильнейшему разочарованию Ленина, съезд закрылся 13 октября, не приняв решения о восстании, но выпустив призыв к народу, в котором подчеркивалась важность предстоящего Второго съезда Советов.
Рабочие и солдаты по-прежнему ориентировались на Советы. В резолюции от 12 октября Егерский полк назвал Советы «голосом истинных революционных вождей рабочих и беднейших крестьян».
В этот же день на закрытом заседании Исполкома стоял вопрос о том, стоит ли разрешать ВРК Троцкого участвовать в военной обороне Петрограда от правительства. Меньшевики раскритиковали предложение, но их голосов было недостаточно. В результате быстрой реакции Троцкого на выпад Бройдо была создана «оперативная организация», подконтрольная партии, но с внепартийной, советской сферой ответственности.
Слухи о большевистском восстании становились все более конкретными. «Есть точные доказательства, – писала «Газета-копейка», – что большевики усердно готовятся к восстанию 20 октября». «Отвратительные и кровавые события 3–5 июля, – предупреждало правое «Живое слово», – всего лишь репетиция».
Кабинет правительства не терял самоуверенности. «Если большевики начнут восстание, – говорил один из министров прессе, – то мы проведем хирургическую операцию и гнойник будет вырезан раз и навсегда».
«Мы должны определенно спросить своих товарищей большевиков, – сказал Дан с язвительной любезностью на пленарном заседании Всероссийского исполнительного комитета 14 октября, – к чему они ведут эту политику? Зовут ли они к выступлениям революционный пролетариат или нет [?] Я требую, чтобы [партия большевиков] ‹…› ответила на этот вопрос: да или нет».
За большевиков с места ответил Рязанов: «Мы требуем мира и земли».
В ответе не было ни «да», ни «нет», и он точно не успокаивал.
15 октября. На пересечении Садовой и Апраксина переулка, где в июле расстреляли демонстрацию, толпа перекрыла трамвайные пути. Призывали к
«Чего мы ждем?» – выкрикнул кто-то. Достал пистолет и убил мужчину. Тишина. Затем кто-то пристрелил и женщину, а милиция беспомощно наблюдала.
Воскресенье в Петрограде. Теперь правосудие вершат так.
На следующий день заседание Совета было полностью посвящено обсуждению ВРК, военревкома.
Стремясь представить его не как большевистский орган (ВРК хоть и не был большевистским формально, но был им по существу), партия выбрала для представления резолюции молодого Павла Лазимира, председателя солдатской секции Совета, левого эсера. Бройдо в гневе предупредил, что цель ВРК – не защита города, а захват власти. Оправдывая то, что ВРК отдает приоритет контрреволюции и, следовательно, военной подготовке, Троцкий обратил внимание на неослабевающую угрозу справа. Привести примеры было несложно: он процитировал недавнее пресловутое интервью, в котором Родзянко прогромыхал: «К чертям Петроград!»
17 октября в Пскове военное командование встретилось с делегацией Советов, чтобы обсудить перемещение войск, и привело с собой представителей с фронта. Революционеров обеспокоила горькая обида фронтовиков: для них нежелание тылового гарнизона уйти на вой ну казалось бессовестным отсутствием солидарности. Советы с тревогой заявили о героизме этого гарнизона и вновь отказались пообещать какую-либо поддержку делу генералов. В глазах Генштаба встреча оказалась бесполезной.
В этот же день был официально создан военревком, советский орган вооруженного сомнения в сомнительном правительстве. Но большевистский ЦК пока не уделял ему всей полноты внимания, так как был отвлечен внутрипартийными неопределенностями.
15 октября Петербургский комитет созвал тридцать пять представителей большевиков со всего города для подготовки к восстанию. Но собрание пошло под откос из-за сомнений, предостережения, пришедшего с неожиданной стороны.
Бубнов как представитель ЦК выложил доводы за «выступление». В этот раз среди спорящих с ним был Невский.
Невский, бывший экстремист, представитель радикальной, склочной Военной организации партии, сообщил, что «ВО только что стала правой». Он перечислил затруднения, которые, как он считал, могут возникнуть при исполнении плана ЦК, в том числе полностью недостаточную подготовку. Он глубоко сомневался, что партия может захватить всю страну.
Ход сомнениям был дан, и в комитете зачитали длинный обеспокоенный меморандум, составленный Каменевым и Зиновьевым. Некоторые округа и их представители сохранили положительный настрой (например, как всегда решительный Лацис), но у многих возобладала осторожность. Они не были уверены, что Красная гвардия, хоть она и была «скована [между собой] железом», как выразился один журналист, «голодом и ненавистью к наемному рабству», достаточно продвинута для такой задачи политически.
Некоторые отметили, что народ снова выйдет на улицы против любой угрозы революции, но не в поддержку Совета или по призыву большевиков взять власть, и это противодействие необязательно выльется в то, что массы пойдут за партией на восстание. Другие говорили, что экономический кризис измотал
