– Есть что интересное? – спросил один из командиров в звании полковника.
Это был старший той группы из пяти командиров, что были со мной, здоровый мужик, кажется, на своих плечах и быка унесёт. Вот и подбирал он себе помощников под стать, непонятно, как сюда тщедушный бортстрелок затесался. Думаю, его взяли из-за младшего звания, сержант всего, можно гонять туда-сюда.
– Пусто, – одеваясь и собираясь, ответил я. – Вдали видел столбы из труб деревни и села, но больше ничего. Видимо, партизанских лагерей поблизости нет. Кстати, наш столбик дыма я тоже рассмотрел отчётливо. Как бы по нему наш лагерь не обнаружили. Нужно подумать, как побыстрее свалить отсюда. Ладно, идём дальше.
Ближе к обеду мы были на месте, всё же шли по снегу, лыж не имели, скорость движения аховая, за пять часов прошли восемь километров. Повезло часть пути сократить по льду реки. Когда мы добрались до опушки, то, осмотревшись, я сказал:
– Значит так, собак и винтовку оставляю и иду в село. По виду я от местных мало чем отличаюсь, пообщаюсь, поговорю, наверняка здесь чужих хватает, село большое, разузнаю, что нужно, и вернусь.
– А если узнают? – поинтересовался полковник. – Лицо у тебя приметное. Сколько раз в газетах фото было.
– Хм, точно. Тогда шарф до носа подтяну и подкашливать буду, будто простудился.
– Хорошая идея.
Оставив всё с командирами, я чуть было не спалился на мелочи, хорошо, мне один из майоров подсказал: на моей ушанке звёздочка красноармейская была. Отстегнул её и убрал в карман, после чего, ещё раз проверившись, привязав собак к дереву, чтобы за мной не рванули, и чуть в стороне выйдя на лестную дорогу, укатанную санями, направился к селу. Собак не стал брать по той причине, что сельские вой поднимут, а это привлечёт ко мне ненужное внимание.
Временный лагерь был организован чуть в глубине на опушке. Это чтобы командиры там могли двигаться, отогреваясь, огонь разводить запрещалось, а один посменно всегда будет наблюдать за селом, чтобы заметить мой сигнал или моё появление.
На въезде в село был пост, полицай скучал в белом деревенском полушубке и треухе, остановил даже, узнал, из какой я деревни, и пропустил. Я сказал, что к бабе Мане, внук, поди, в селе немало таких баб Мань, к какой именно, полицай уточнять не стал, и я понял, что он неместный. А вот дальше пришлось действовать споро, надеясь на свой подвешенный язык. Приметив у колодца трёх кумушек, что общались между собой, подошёл к ним.
– Здравствуйте красавицы. Не подскажите, где тут старший полицейский живёт? У меня к нему сообщение из соседей деревни.
– Почему же не сказать, там, в центре, самый большой дом, в нём раньше председатель сельсовета жил. Вот именно в нём он и живёт, третий день уже пьют, день рождения старосты отмечают, ироды. Староста тоже у него.
– Да. А люди они хорошие?
Вот тут на меня и посыпалась разная информация, и лишь когда с неба стали падать крупные хлопья снега, предвестники наступающей бури, те заторопились по домам, а я направился к нужному дому. Где тот находится, мне описали подробно. Информацию о приспешниках немцев я собирал не зря. Мне было известно, что немало полицаев и старост вступили в свои должности по приказу наших. То есть фактически – внедрённые агенты, и случайно уничтожить своего не хотелось.
Однако и староста, и начальник полиции были ещё теми тварями, крови на руках имели немеряно, поэтому сомнений не было, на наших они никак работать не могут. Собаки, как я и думал, во дворе не было. Значит, втихую сработаю, тем более если те третий день квасят, то шансы немалые. Как я и предполагал, за свою безопасность уроды ратовали. Поэтому трезвый часовой на участке имелся, несмотря на немецкий гарнизон в селе и то, что дом находился в центре. Курил тот на крыльце. Рядом стояла прислонённая к перилам винтовка. Обычная винтовка Мосина.
Ничего сложного изобретать я не стал. Спокойно открыл калитку и направился к крыльцу под заинтересованным взглядом часового. Тот за оружием не потянулся и продолжил курить. Когда я подошёл, он спросил, от кого я, и я сказал, мол, сведения имею от полиции из соседней деревни, партизан заметили. Это позволило мне сблизиться вплотную и, выхватив револьвер, к счастью, тот ни за что не зацепился, и приставив дуло к груди полицая, спустить курок. Хлопок прозвучал негромко, в доме шумели куда громче, музыка играла, так что, думаю, его не слышали. Открыв сени и осмотрев их, я ухватил полицая- здоровяка за ворот тулупа и, с трудом подтягивая тело, затащил его в сени. Сюда же убрал и винтовку. В сенях, используя фонарик, обшарил его. Подсумки сразу снял, в карманах мелочевка. Но короткоствола не было.
Заперев сени изнутри, я доснарядил патрон, выбив стреляную гильзу. После чего, подкравшись к двери в саму хату из сеней, чуть приоткрыл её и заглянул внутрь. Шум музыки сразу стал громче, не наше играло, что-то немецкое. У стола, освещённого керосиновой лампой, суетилась женщина разбитного вида. По словам местных жительниц, полюбовница начальника полиции, он неместный был, вместе с ней приехал. Та ещё тварь, в селе её не любили. Из другой комнаты, большой залы, как я понял, воплями потребовали закусок, и та, закончив красиво раскладывать нарезанное сало на тарелке, заспешила к ним. Это позволило мне скользнуть на кухню. Хорошо, та не успела заметить, что через щель в двери начало поддувать и холод стал поступать, иначе спалили бы. На вешалке висело множество телогреек, тулупов, полушубков и даже пара командирских шинелей со споротыми знаками различий. Я даже оробел немного, а ну как полицаев много и патронов на всех мне просто не хватит? Тут же была стойка с оружием. Три карабина Мосина, немецкий карабин и две винтовки Мосина. Короткоствола не было, я не нашёл. Плохо, второй мне пригодился бы. Надо было у командиров взять. Ладно,
