Эмма вспомнила полет на спине Виламены, превращенной в дракона; сейчас они точно так же поднимались и опускались при каждом взмахе крыльев существа, но теперь ноги Эммы болтались над пустотой, и она чувствовала в равной мере трепет и ужас.
Вскоре над равниной поднялись горы. Взглянув на близко стоящие пики, Эмма заметила, что между ними извивается длинная серебристая полоса реки. Вдруг карриадин начал снижаться по крутой спирали, и Эмма крепче прижала Книгу к груди. В ушах ревел ветер, острые вершины неслись прямо на них. Казалось, они уже не сумеют затормозить вовремя, но карриадин в последний момент рванулся вверх, на секунду завис в воздухе, потом дважды взмахнул крыльями и осторожно опустил Эмму на скалу.
У девочки бешено стучало сердце; она стояла, будто все еще не веря, что под ногами твердая земля. Они оказались на каменистом выступе, за которым обрушивалась со скалы река. Воздух наполнял рев водопада. Внезапно Эмма услышала на его фоне шелест перьев и повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть взмывающего в небо карриадина. Девочка хотела было крикнуть, как ему благодарна, но существо уже исчезло в ночи.
Эмма подползла к месту, где река обрушивалась со скалы, и замерла в облаке брызг, вглядываясь в темноту. За свою жизнь она видела только один водопад – Кембриджский – и считала его огромным. Однако этот оказался по крайней мере вдвое больше. Девочка не была уверена, что смогла бы увидеть его подножие даже при свете дня. Но где же портал?
За спиной снова послышалось хлопанье крыльев. Обернувшись, Эмма увидела, как Габриэль уверенно спрыгивает на уступ. Его карриадин даже не остановился, а просто пролетел над ее головой и исчез вдали. Хотя Эмма видела Габриэля всего несколько минут назад, она подбежала к нему и стиснула в объятиях.
– Все будет хорошо, – пробормотала она. – Я сделаю, чтобы все было хорошо.
Затем на скалу приземлился третий карриадин с волшебником, и Эмма отступила на шаг, вытирая глаза.
– Что ж, – сказал доктор Пим и улыбнулся, как раньше, – вот мы и на месте.
– На месте – это где? – спросила Эмма. – Где портал?
Последний портал, через который она прошла, выглядел как туннель под паучьим гнездом. Было очевидно, что здесь ничего подобного нет.
Следующие слова волшебника поразили ее до глубины души.
– За водопадом. Примерно на середине пути вниз.
– Что?! И как я должна туда попасть? Надо позвать обратно этих птице-как-их-там!
– Это не потребуется. У меня есть план. Но сперва, пока все мы здесь, я должен узнать, как именно ты вернула воспоминания мертвым.
Эмма ответила не сразу. Она сделала ровно то, что должна была, и сделала все правильно, но ей до сих пор было тяжело об этом говорить.
– Есть два значения слова «расплата», – она не пыталась перекричать рев водопада, зная, что волшебник и Габриэль и так ее услышат. – Первое – долг. Например, все мы должны рано или поздно умереть. Так Книга убивает людей. Но есть и второе значение – приговор. Когда люди умирали, их воспоминания сохранялись в Книге. И ждали кого-то, кто будет их судить. Ждали меня. Но это вы, наверное, и так знаете?
Волшебник кивнул.
– Вы могли бы мне рассказать.
– Я наивно полагал, что у нас еще будет время. А потом оказалось, что его нет. Прости.
– Ничего.
После всего, что случилось, Эмма больше не могла на него злиться. Она догадалась обо всем сама, верно? Ей почти никто не помогал. Чем больше Эмма об этом думала, тем большую гордость чувствовала. Но это была не та гордость, которую она почувствовала в пещере, впервые увидев Книгу. Да, в тот раз она собрала все свое мужество и сделала нечто сложное и опасное. Но чтобы выполнить просьбу Книги, ей пришлось еще принять ответственность – ответственность единолично решить, кому вернуть воспоминания.
Даже теперь Эмма ощущала этот груз на своих плечах. Неужели последние десять лет Кейт чувствовала то же самое, зная, что отвечает за нее и Майкла?
– Но как судить мертвых? Людей так много, и все разные. Да и кто я такая, чтобы судить? Нет, серьезно. Но потом я увидела Габриэля и почувствовала такое спокойствие, такую силу… Я поняла, что эта любовь – лучшее, что во мне есть; что я люблю его, Майкла, Кейт – и даже вас, хоть вы нам и врали. Так что я попросила Книгу задать всем мертвецам один вопрос: «Когда ты был жив, ты любил кого-то?»
Эмма боялась, что, если произнесет этот вопрос вслух, он прозвучит глупо. Единственный вопрос, который она, двенадцатилетняя девочка, придумала, чтобы решать судьбы всех, кто когда-либо жил. Но нет, он прозвучал правильно.
–
Не имело значения, была ли твоя любовь взаимной – или вспыхнула и умерла. Ты когда-нибудь дарил любовь? Если ответ был «да», воспоминания к тебе возвращались. Но если ты не любил – или любил только себя, или деньги, или власть, или вещи, или совсем ничего не любил, – то оставался так же пуст, как был при жизни.
Книга и сама ей подсказывала. Когда Эмма коснулась ее одновременно с Гарольдом Барнсом, то увидела нянюшку Мардж. А потом отца и сына старого волшебника. Книга говорила ей, что именно это имеет значение, в этом и заключен ответ, – и она наконец услышала.
