шельфе. На Марсе. Давно курирует Коренева с Осендовским? В чем интерес? Да что я вас учу!
Начальник контрразведки тоже не понимал, зачем ему перечисляют самые элементарные вопросы.
– Вы еще долго там пробудете? – спросил он.
– Нет, ключевое мы вытащили, – отозвался Карл Вильгельмович. – Вместе в контору поедем. Выудим девушку из грез и отчалим.
Дальнейшие события показали, что не стоит зарекаться. Елена взяла жениха под руку, и оба двинулись к боковой двери, за которой скрывалась винтовая лестница. По ней можно было подняться на башню, обозреть Лондон и, встав под часами, поцеловаться на счастье.
– Останься, – просил Ян. – Здесь не по-русски хорошо. Даже воздух щек не коробит. Среда не агрессивная.
«А ведь правду, шельмец, говорит». Когда Карл Вильгельмович сам был в Лондоне, в свите Его Величества, и гулял по городу, тоже обратил на это внимание. Люди не злые. Не измученные. Не бросаются друг на друга. Не рычат. Что же у нас-то такое дома делается? Перерабатываем? Климат? Или земля такая – тяжелее грехи носить? Наружу прут.
– Останься.
Тут минутная стрелка сровнялась с 12, послышался бой. Елена встала на цыпочки. Ян наклонил голову. Их губы встретились. И… картинка застыла. Ни тпру, ни ну. Ни вперед, ни назад.
– Выходим! Скорее выходим! – Доктор Фунт дернул Кройстдорфа за рукав.
Оба светила подхватили шефа безопасности под локти и ринулись со своих мест. Не тут-то было. Воспоминание остановилось, как заевшая пленка в проекторе. Впору было орать: «Сапожник!» Жаль, что механик не услышит, да и нет тут механика.
К счастью, остававшиеся в комнате ассистенты поняли по слабому подергиванию трех путешественников, что дело неладно, и сорвали с них шлемы, довольно грубо выведя из погружения. Кройстдорфу показалось, что он врезался на игрушечном электромобиле в луна-парке – так его тряхнуло.
– Пап, ты в порядке? – Над ним нависло лицо Варвары.
«А ты разве не в машинке?» – хотел спросить он, воображая их на аттракционе. Но вовремя спохватился.
– В чем дело?
Вся честная компания уже ворвалась в соседнюю комнату. Рыженькая ассистентка дрожащими от испуга руками откинула крышку «боба». Елена лежала в растворе спокойно, без подергиваний и признаков жизни. Точно мертвая. Только по ее лицу разлилась блаженная улыбка.
«Не досталась никому, только гробу одному», – всплыло в голове у шефа безопасности. По эту сторону реальности не было ничего, что могло бы разбудить Спящую Красавицу. А по ту – милый уже целовал ее, и самой Елене вовсе не хотелось покидать тот миг.
– Три кубика адреналина ей прямо в сердце, – командовал Блехер.
«Слоновья доза».
– Вынимайте. Нельзя дать ей впасть в летаргию. Щеки бледные, пульса нет, дыхание на нуле…
– Подождите! – возопил Кройстдорф. – Я вернусь. Позову ее. Она меня слушается.
Светила переглянулись.
– Опасно. Вы же видели, что мы увязаем, как пчелы в варенье.
– Мы, – подал голос доктор Фунт. – А не он. Некоторое совпадение биоритмов позволяло ему двигаться. И тащить его было трудно. Пространство держало. Так что вас, – обратился он к шефу безопасности, – воспоминания госпожи Кореневой не выкинут.
– Но могут и не выпустить, – возмутился нейролог. – Думайте, что предлагаете.
– Пап, не надо. – Карл Вильгельмович впервые видел, чтобы Варька так испугалась за него.
– Не ссы, – сообщил он дочери. – Тебе же самой нравилась Елена.
Девушка закусила губу и уставилась на безмятежное лицо профессорши.
– По-моему, она счастлива.
– Так будет несчастлива. Как все, – бросил шеф безопасности.
Он удалился в соседнюю комнату, надел шлем и по понятной только создателям «боба» червоточине, кроличьей норе, кротовой дыре, змеиному лазу выскользнул в остановившийся мир Елениного счастья.
Картинка застывшего города позабавила Кройстдорфа: «Заскочить бы в МИ-6, нарыть их секретов». Но путешественник мог двигаться только по тому же маршруту, по которому до этого уже прошел за Еленой к Вестминстерскому аббатству. Шаг влево, шаг вправо – он залипал в пространстве.
Хорошо, что на колокольню удалось буквально взлететь, без одышки и отдыха. Елена и Ян продолжали стоять под часами, не разжимая губ и душа дыханием друг друга.
– Госпожа Коренева, – позвал Карл Вильгельмович.
Явно не то, что могло ее пробудить.
– Елена!
