Услышав это, Паула вдруг застывает, беззвучно шевеля губами, а затем на ее лице расцветает хитрая ухмылка.
– Капрал Солара, – медленно говорит она, – а ведь я знаю, что это. Неужели вы…
– Это платье, – безуспешно пытаясь справиться с улыбкой, быстро говорит Солара, закрывая коробку и поднимаясь. – И ничего, кроме платья, курсант Паула! – предупреждающе восклицает она, заметив, что Паула вновь хочет что-то сказать.
– Конечно же. – Паула провожает Солару взглядом. Легко вздохнув, едва за капралом закрывается дверь, Паула разворачивается ко мне, требовательно скрещивая руки на груди.
– А твое платье где?
Мне приходится выдержать примерку, борясь с необъяснимым желанием накричать на Паулу, которая виновата лишь в своей излишней жизнерадостности, что для меня сейчас подобна яду.
И я внутренне вздрагиваю каждый раз, когда она обращается ко мне по имени.
Паула куда-то улетела, оставив меня, к моей радости, в одиночестве, но я не тороплюсь снимать платье, всматриваясь в свое отражение в зеркале.
Глубокий бирюзовый цвет, мой любимый цвет…
Вот только кому из нас он нравился – настоящей Арнике, что сейчас спит в Ожидании, или же этой девушке из зеркала, у которой даже нет собственного имени?
Какая она, спящая Арника? Какой она могла бы стать, если бы тот ученый не подменил ее мною, и она продолжала бы жить своей жизнью? Каким был бы ее путь? И как мне понять, где заканчивается влияние ее прошлого, ее воспоминаний, и где начинаюсь
И есть ли
Глядя на отражение, я чувствую, как шум в голове набирает силу.
Зеркало… Точно, в той комнатке, где я… нет, не я –
Я вздрагиваю, когда что-то прохладное касается моего плеча, и только после этого понимаю, что ко мне подошел Юн, – он отражается в зеркале позади меня.
– Платье, конечно же, замечательное, – тихо говорит он, – но ты так стоишь уже почти час.
– Правда? – Оборачиваюсь к Юну, стараясь выглядеть удивленно. – Я просто… – Пожимаю плечом. – Задумалась.
Судя по настороженному выражению лица Юна, все мои старания напрасны.
– Может, мне стоит отвести тебя к доктору? – спрашивает он, хмурясь. Похоже, Константин все-таки попросил моих друзей присматривать за мной.
– Если тебе стало хуже, – продолжает Юн, подтверждая мои подозрения, – если вдруг опять начались галлюцинации… Нам стоит об этом знать. Не хочу еще раз отращивать выбитый зуб.
– Зато твой профиль Совместимости обновился, – парирую, хмыкая. – Все в порядке. – Я заставляю себя улыбнуться.
Пока я наливаю себе стакан воды, Юн следит за мной пристальным взглядом, не отрываясь.
– Ты хорошо врешь, – внезапно говорит он. – Хорошо притворяешься, что
– Берту? – с непониманием переспрашиваю я, поднимая бровь, в ответ на что получаю от Юна печальную усмешку.
– О, эта идеально выверенная доля удивления… Звучит так, словно ты действительно не понимаешь, о чем идет речь, – говорит он. – Я бы даже поверил тебе. Твоя ложь звучит столь идеально, что любой бы купился. Любой, Арника, – повторяет Юн с нажимом, – но не я. Ты кое-что забыла. – Он садится на стул, вновь окидывая меня взглядом. – Тебе не удастся меня обмануть. Вспомни, ведь я был
Проклятье.
– Понятия не имею, о чем ты, – ровно говорю я, выпрямляясь.
– Можешь отрицать это сколько тебе угодно. – Голос Юна неожиданно смягчается. – Не думай, будто я пытаюсь заставить тебя излить мне душу, или что-то вроде того. – Он беззлобно хмыкает. – Что касается поддержки… Не могу сказать, что я в этом хорош. Максимум, на что я здесь способен, – это похлопать по плечу и сказать, что все будет хорошо, но… Вряд ли это то, что может тебе сейчас помочь. – Эти слова вызывают у меня слабую улыбку, и, увидев ее, Юн светлеет лицом. – Так уже гораздо лучше, – замечает он вслух.