что с крыши им на голову падает сосулька. Сама собой.
Дэну абсолютно незачем было убивать Авэндилль. Эльфийка не походила на того, кто собрался покончить с собой. Принц взмахнул мечом случайно, вслепую, а она оказалась не в том месте и не в то время. Вот и всё. В жизни это случается… и в этом определённо была какая-то ирония. То, что эльфийка сама выкинула фокус, который поспособствовал её гибели – от рук сына женщины, которую она убила.
Это походило на злую шутку судьбы. Шутку на тему справедливого возмездия.
И, если подумать, многие злодеи кончали именно так.
– Сноуи…
На оклик Лода мы обернулись втроём.
Он смотрел на меня. Растрёпанный, уставший, осунувшийся: только сейчас, в призрачном сиянии светящихся роз, я увидела это чудовищно ясно.
Спазм болью сжал сердце, заставив пергамент дрогнуть в ладони.
– Я искал тебя, – Лод протянул мне руку. – Пойдём.
Я встала – с его помощью, без слов, без возражений. Кивнув Восхту и Фанику на прощание, последовала за ним во дворец. Меня ожидаемо повели в башню колдуна, и на столе в кабинете, где я обитала, нас встретили две дымящиеся кружки и серебряное блюдце с печеньем.
– Мне нравились наши чаепития, – Лод любезно отодвинул кресло, предлагая мне сесть. – Захотелось устроить ещё одно.
Я опустилась на сиденье. Сжала чашку в ладонях, косясь на колдуна, но он просто улыбнулся – и, взяв вторую, слегка отсалютовал ею мне. Тогда я потянулась за печеньем и, с хрустом раскусив одно, принялась привычно просчитывать варианты.
Зачем он позвал меня? Наконец признал, что не справится с формулой один? Попросит у меня помощи?
Или…
Прежде, чем Лод заговорил, прошло немало времени.
– Не буду посвящать тебя в тонкости моих расчётов, – без всякого вступления произнёс он, точно продолжая разговор, который мы уже вели. – Скажу только, что я научился анализировать возмущения в изнанке мира. И понял, что открытие прорех между мирами всегда сопровождают… определённые явления. Если обращаешь на них внимание, если хочешь найти место, где прореха откроется в следующий раз, и время, когда она откроется, это вполне осуществимо. Так что следующая прореха возникнет в Хьярте, через пять дней. – Поверхность его чая шла едва заметными волнами, колебавшимися между глиняными стенками. – Если ты хочешь вернуться в свой мир, тебе стоит быть там.
Да. Этот вариант тоже пришёл мне в голову.
И, несмотря на то, что он был более чем логичным, мне стало обидно.
– Предлагаешь мне сбежать, как крыса с тонущего корабля?
– Крыса? – колдун посмотрел на меня непонимающе. – А они убегают? Куда?
Ну да. Он ведь никогда не имел дела с кораблями, и вряд ли в книгах дроу можно было прочитать о том, как ведут себя тамошние крысы. Вернее, паппеи.
– Неважно. Я не собираюсь бросать вас в таком положении. Не после всего, через что мы прошли.
– Я не знаю, когда прореха откроется в следующий раз. И тогда может быть уже поздно, – его взгляд был цепким, несмотря на усталость. – Когда светлые вторгнутся под горы… я не знаю, что случится с тобой. Со всеми нами. Но даже если они решат поторопиться, их армия достигнет гор не раньше, чем через неделю. Ты успеешь уйти, и в своём мире будешь в безопасности.
Я помолчала. Глотнула напиток, горчивший терпкими нотками лаванды.
Я и сама думала о том, что мне лучше уйти. Ещё на той крыше в Мирстофе. Потому что какая-то часть меня без устали шептала, что моё теперешнее положение невыносимо унизительно – положение бесполезного балласта в войне, которую собираются завершить без меня, третьей лишней в любовном треугольнике, который почти невозможно разорвать. Ведь Лод говорил, что никогда не желал и никогда не пожелает служить никому, кроме Альи. И заставлять его отказываться от всего – от положения, от власти, от дружбы, от клятвы, от верности, от своего народа – ради неказистой девчонки из другого мира… какое право я имею на это?
Но от осознания того, что он даст мне уйти, снова стало больно.
Думать о том, что он, возможно, хочет моего ухода, и вовсе не хотелось.
– И ты думаешь, у меня это получится? – спросила я равнодушно. – Вернуться?
– Ты ведь скучаешь по дому. Ты сама говорила о возвращении на родину. Значит, ты хочешь туда. – Он рассуждал спокойно и ровно, словно о какой- то абстрактной задаче. – Поскольку всё зависит исключительно от твоего желания… наверное, получится.
И что я должна сказать? Правду? Что не представляю, как смогу навсегда его оставить? Что мне плевать на опасность, что, если понадобится, я умру ради него или рядом с ним? Да… может, всё это мне и надо было сказать. Только вот та же часть меня, что уже шептала слова сомнений, напомнила: он никогда и ничего мне не обещал. Он говорил, что не сможет быть для меня всем, чем я хочу, и я не знаю, готов ли он действительно когда-нибудь
