Однажды, лежа в постели принцессы, на измятых простынях среди разбросанных подушек, заливаемых падавшим из окон спальни зеленовато-голубым светом полуденного прилива, Ганс откашлялся и нерешительно произнес:
– Не могла бы ты кое-что мне объяснить, о моя безмерно возлюбленная?
– Все что угодно, – ответствовала пылкая юная сильфида.
– Меня непрерывно занимает одна мысль; может быть, это совершенная мелочь, но она роится и копошится в самой глубине моего сознания, и я, как ни стараюсь, не могу от нее избавиться. Когда я только прибыл в эти достохвальные и изобильные земли, твой отец сказал, что читал о моих приключениях. Но каким чудом? В какой невообразимой книге?
– Ну как же? В этой, мой обожаемый проходимец. (Едва ли не самым привлекательным свойством сильфиды было то, что она любила Ганса именно таким, каким он был, ни на гран не заблуждаясь насчет его характера.) В какой еще книге может быть об этом написано?
Ганс обвел взглядом комнату.
– Я не вижу никакой книги.
– Ну, конечно же, глупый. Будь она
– Не могу сказать, о отрада моих очей, ибо не вижу в твоем ответе совершенно никакого смысла.
– Поверь, что он прочел о тебе в этой книге и ты никогда не покидал ее.
Тут Ганс почувствовал, что в нем закипает гнев.
– Ты говоришь: в
Тут смех в горле Посейдонии стих, и она воскликнула:
– Бедняжка! Ты и впрямь ничего не понимаешь, да?
– Неужели ты думаешь, что стал бы умолять тебя о прямом и ясном ответе, если бы что-то понимал?
Она посмотрела на него с печальной полуулыбкой и сказала после продолжительной паузы:
– Пожалуй, пора тебе поговорить с моим отцом.
– Неужели моей ласковой юной дочурке не хватает энергии, чтобы доставить тебе должное удовольствие? – осведомился король Муммельзее.
– Хватает, и даже более того, – ответил Ганс, давно привыкший к ошеломляющей прямоте речей сильфов.
– В таком случае довольствуйся ею и тем беззаботным существованием, которое ведешь, и не стремись выйти за пределы этих извечно благодатных страниц.
– Теперь и вы заговорили загадками! Величество, от этих штучек я уже начинаю сходить с ума. Умоляю вас, объясните мне все просто и понятно, как говорили бы с ребенком.
Король вздохнул:
– Ты знаешь, что такое книги?
– Конечно.
– Когда ты в последний раз читал какую-нибудь?
– Ну, я…
– Совершенно верно. А кто-нибудь из твоих знакомых?
– Я пребывал в обществе грубых вояк, которых можно было бы заманить в библиотеку только тем, что там имеется много растопки для костров, так что в том, что они не читали книг, нет ничего удивительного.
– Ты наверняка читал книги в юности. Можешь рассказать, о чем была хоть одна из них?
Ганс промолчал.
– Вот видишь? Действующие лица книг не читают книг. О да, они с шумом захлопывают их, когда кто-нибудь входит в комнату, или отбрасывают их в сторону, раздраженные чушью, которая там написана, или закрывают лицо книгой, которую якобы штудируют, пока кто-то пытается внушить им что-то такое, что их не устраивает. Но они не
Ганс долго молчал и в конце концов сказал:
– Нет. Не читал.
– О том и речь.
– Но… как такое может быть? Каким образом мы?..
– Представить это проще всего на свете, – ответил король. – Я, например, обитаю в XI–XVII главах пятой книги некоего произведения под названием «Симплициссимус». Уверяю тебя, что это хорошая жизнь. Так что из того, что стены моего дворца тонки, как бумага, окна попросту нарисованы пером, а все