— Нет. Зато вижу кое-что в кустах. Она хотела, чтобы мы нашли это.
Это гребная лодка, длиной меньше шести футов. Лес уже почти полностью присвоил ее. Борта поросли мхом, а кусок брезента, которым она прикрыта, завален листвой и грязью, из которой выползают серые щупальца мертвых водорослей. Чарли и Ливия сдергивают брезент и обнаруживают на дне лодки, в пленке тухлой воды, два весла. От вони обоих едва не тошнит. В каждый борт вделано по железной петле для крепления весел. Помогая Чарли вытащить лодку из кустов, Ливия берется за сырую, замшелую корму и нащупывает пальцами резное изображение: вепрь, купающийся в лучах восходящей луны. Она сразу узнает его. Это ее герб, герб ее семьи, древняя эмблема рода Нэйлоров.
— Мой отец раньше пропадал на реке днями напролет. Рыбачил. Это была его единственная слабость. — Ливия переносится в далекое прошлое. Раннее детство. Отцовская рука гладит ее по волосам. — Но это было много лет назад.
— Думаешь, лодка на плаву? Древесина наполовину сгнила. Но снаружи она просмолена, а брезент укрывал ее от дождя.
— Будем надеяться, что на плаву. Это наш единственный шанс.
Спуск на воду оказывается трудным делом. Берег слишком крут, чтобы просто сбросить лодку, и они волочат ее с десяток ярдов, не меньше, прежде чем отыскивается более удобный подход. Чарли не рискует сразу перетаскивать Томаса в лодку и осторожно топчется по всему ее днищу, от кормы до носа, словно ожидая, что оно провалится. Но доски выдерживают; лодка мягко покачивается на медленном, ровном течении, готовая пуститься в плавание.
Чтобы перенести раненого, приходится войти в воду по пояс. Плотное платье Ливии самым неприличным образом липнет к телу. К тому же лодка слишком мала для троих и погружается почти до самых бортов, когда все оказываются внутри. Насквозь продрогшие, они в конце концов находят способ распределить вес равномерно: Томас уложен на дно, Ливия скорчилась рядом, в неловкой близости к его обмазанному грязью лицу. Чарли сидит на банке и гребет. Запах гниения чрезвычайно силен; трудно удержаться от того, чтобы не связать его с раной Томаса.
Перед отплытием Ливия приподнимает голову, чтобы напоследок взглянуть на лес, и замечает их проводницу, притаившуюся между корней, в двух шагах от берега. Женщина каким-то образом связана с ее отцом, и Ливия боится, что никогда не узнает, в чем заключается эта связь. Потом лесная жительница пропадает, просто исчезает из виду, и все, что остается, — это тихое журчание воды под днищем и чересчур близкий жар тела Томаса. Чарли превратился в темную тень у нее над головой: солнце стоит высоко и ослепляет Ливию каждый раз, когда она пытается поднять взгляд. Должно быть, уже полдень.
Время идет. Едва заметное покачивание лодки на течении чередуется с рывками при каждом ударе весел. В какой-то момент Ливия понимает, что в лодке течь, что ее ноги и спина мокры не только из-за захода в воду. Но что делать? Она не может вычерпывать воду — нечем. Потом звук, издаваемый рекой под гнилыми досками днища, меняется. Ливия в тревоге приподнимается. Солнце немного сдвинулось к горизонту, и теперь видна спина Чарли, которая качается в такт гребле. Он сидит лицом назад и держит курс, ориентируясь по берегам. Должно быть, у него нет сил обернуться и посмотреть, что впереди. Ливия приподнимается на локте и выглядывает за борт. Ровной глади, на которой началось их плавание, больше нет. Они приближаются к мели, где над рекой торчат камни, а течение убыстряется. Почти тут же Ливия слышит под собой царапающий звук; воды в лодке становится больше.
— Впереди, Чарли. Пороги. Скорей. Или мы утонем.
Но они не могут остановиться. Когда Чарли пытается увести лодку от столкновения с большим валуном, одно весло переламывается. Утлое судно попадает в один водоворот за другим. Очередной камень таранит и повреждает корму, сквозь пробоину хлещет вода. К счастью, течение выносит их к травянистому берегу. Не советуясь с Чарли, Ливия выпрыгивает из лодки, по колено погружается в ледяную воду, хватается за нос и тянет лодку к суше. Действовать нужно быстро. Томас не может двигаться, а уровень воды в лодке неуклонно повышается. Пока они борются с его безвольным телом, целый борт рассыпается в труху. Они вытаскивают Томаса на берег через этот пролом, с тревогой нащупывают пульс. Ниже по течению река разгоняется еще сильнее и каскадом обрушивается вниз на пять ярдов. Выше по течению клонится к закату солнце. Наверное, они сумели оторваться от преследователей мили на три или четыре.
Если преследователи вообще существуют.
Какой-то звук прерывает размышления Ливии. Его нетрудно узнать: так хлопает ткань на ветру. Ливия вскакивает и обходит ряд кустов, достаточно плотных, чтобы назвать их живой изгородью. За ними она видит натянутую веревку, на которой висят рубашки и простыни. Половина веревки пуста: крепкая фермерша как раз снимает белье. Женщина тоже замечает Ливию и направляется к ней неспешной походкой; потом в поле ее зрения попадают Томас и Чарли.
— Вас тут трое! — кричит она издалека. — Мокрые, как новорожденные ягнята. Но где ваша лодка?
Ливия идет ей навстречу:
— Здесь есть деревня? Лекарь?
— Одна лига, вон в ту сторону, — машет рукой фермерша. И добавляет с привычной усталостью: — Это все мой муж, старый упрямец. Говорит, что любит жить в тишине. Вот мы и живем, благослови нас Бог.
В следующий миг она видит лицо Томаса. Почти всю грязевую замазку смыло водой, воротник рубашки красен от крови. Добродушие женщины как
