— Может, и есть. Вдруг мы увидели что-то? В лаборатории. Настолько важное, что из-за него все может измениться. То, чего никто не должен знать. И тайну надо сохранить любой ценой. — Чарли рассуждает спокойно и взвешенно, он готов простить даже собственное убийство. — Давай-ка подумаем как следует. Я имею в виду, о нападении. Шесть выстрелов: столько я насчитал. Один за другим, но довольно быстро. Стреляли издалека. Одно ружье или несколько? В любом случае нужен был меткий стрелок. Разбойники оставили бы лошадей в живых. За них, я думаю, можно немало выручить. — Он кусает в задумчивости губы. — Если Томас прав… если кто-то хотел убить нас, так как мы что-то знаем… лучше никому не сообщать, где мы. Ни одному человеку.
Ливия хочет разрушить его теорию и заодно свои сомнения.
— Ты и в самом деле думаешь, что моя мать готова подвергнуть опасности родную дочь?
— Нет. Но тебя не должно было быть в экипаже. Ты подсела к нам тайно. За воротами поместья. — Чарли смотрит ей в глаза, в его взгляде различимы нежность и вопрос: — Зачем?
Ливия хотела бы оттолкнуть его ничего не значащим ответом, рассердиться или хотя бы притвориться недотрогой. Но это невозможно, когда видишь его лицо. Открытое, словно книжный разворот, опять думает она.
— Я хотела проводить вас. Мама была против того, чтобы я ехала с вами на станцию. Мы с ней поспорили об этом вчера вечером. Я решила сделать так, как считала нужным. — Ливия в затруднении, но все же признается: — Я хотела попрощаться с тобой, Чарли. И даже взяла с собой платок — помахать тебе вслед.
— Я давно хочу поцеловать тебя, — твердо говорит Чарли, словно это обычное обстоятельство, такое же как солнечный свет вокруг них или трава под ногами.
Возможно, так и есть.
Оба возвращаются в коттедж, где фермерша дает им одеяла и усаживает перед печкой. Она уже стянула с Томаса мокрую одежду и накрыла его толстой периной. Ливии тоже хочется переодеться в сухое. После некоторого колебания она соскальзывает с жесткого деревянного стула и опускается на колени у самого огня в надежде, что платье высохнет.
Через несколько минут она проваливается в глубокий сон.
Просыпается она, когда в коттедже появляются мужчины. Их трое, все в простой одежде из бумазеи. Они встают около кухонного стола и смотрят на Томаса. Отец и двое сыновей. Юноши одинакового сложения: долговязые, широкоплечие, гибкие и поджарые. Отец ниже их и более ширококостен; между толстых обветренных губ зажата трубка. Вместе, стоя локоть к локтю, бедро к бедру, они заполняют комнату так, что она сразу начинает казаться очень маленькой.
Ливия быстро вылезает из-под одеяла и поднимается на ноги, торопливо приглаживая на себе платье. От ее движений пробуждается Чарли, дремлющий на стуле. Он подскакивает, видит мужчин и тут же направляется к ним.
— Меня зовут Чарли Купер. Мы признательны вам за гостеприимство.
В простой, сердечной манере, свойственной ему, он жмет им руки. Мужчины, похоже, озадачены таким приветствием, но молча пожимают руку Чарли.
Потом их взоры обращаются на Ливию.
Она в затруднении, поскольку понимает, что леди не может повторить жест Чарли. Мужчины не кланяются, и поэтому делать реверанс глупо. Судя по их лицам, эти трое знают, кто она такая. Им сказала фермерша, которая сейчас стоит у плиты и молча наблюдает за сценой. А значит, у Ливии нет возможности разрядить обстановку — эти люди не будут чувствовать себя свободно рядом с дочерью владельца земли, на которой они стоят.
И она говорит правду:
— Я — Ливия Нэйлор. Этим утром на нас напали. На дороге. Мистера Аргайла ранили. Пока мы не знаем кто… То есть, как нам кажется, лучше пока никому не говорить о том, где мы находимся. — Помолчав, она расправляет плечи. — Вы нам поможете?
В ответ Ливия получает лишь кивок отца. Задумчивый, сделанный по зрелом размышлении, он воспринимается как клятва.
До ужина им не задают никаких вопросов. Мужчины, похоже, вообще говорят мало. Ливия пока знает только их имена. Отец — Билл Мосли. Старшего сына, темноволосого, с густыми длинными усами, зовут Джейк. У его брата Фрэнсиса волосы светлее, а черты лица тоньше. Его можно принять за немого. Сама фермерша представилась как Джейн и ни за что не желает отзываться на «миссис Мосли», о чем заявила трижды. Она одна болтает без умолку, занимаясь готовкой у плиты.
— Мои мужчины, — поясняет она мимоходом, — рудокопы, все трое.
Как только она это произносит, Ливия замечает и черные полумесяцы у них под ногтями, и черную пыль, которая въелась в кожу на их пальцах. В остальном они безукоризненно чисты.
На ужин Джейн подает горячий суп с картошкой и капустой, ломтики жареного бекона и буханку жесткого черного хлеба. Томаса уже перенесли со
