которого стынет кровь в жилах. Когда Спенсер гладит ее, на его щеке видна слеза и руки его будто бы дрожат. Скорбит по камердинеру, мечтательно говорит судомойка. У нее романтические представления об этом юноше, раньше она говорила о том, как «изящно сидят на нем узкие бриджи». Когда она дымит, от нее пахнет гвоздикой.
Приходит и минует время ужина. Я велю поварихе готовить еду, как было запланировано, но леди Нэйлор не изволит выйти к столу. Меня это тревожит. Я обхожу дом, не показывая вида, что ищу ее. Кто-нибудь должен написать трактат о том, как ходит дворецкий, или руководство для новичков в этой профессии. Поступь тихая, но ни в коем случае не бесшумная; хождение без определенного направления, но отнюдь не бесцельное. Целая наука о том, как правильно ходить. Полагаю, в этом деле я мастер.
Я не сразу нахожу ее. В кабинете темно; в будуаре ни шороха; сквозь замочную скважину в двери лаборатории не видно света газовой лампы. Поколебавшись, я поднимаюсь на чердак.
Миледи у своего супруга — прилегла рядом с ним. Платье цвета фуксии слегка рассеивает царящий в комнате мрак. Она лежит, тесно прижавшись к барону, уткнувшись лицом в его грудь. Его оковы не разомкнуты, но он спокоен: лицо расслаблено, дыхание ровное. Несколько минут я стою в дверях и наблюдаю за сценой. Не знаю, заметила меня миледи или нет. Убедившись, что она не нуждается в моих услугах, я удаляюсь. Признаюсь, глаза мои влажны. Нечасто мы становимся свидетелями истинной любви. Я видел такую любовь раньше, когда миледи была моложе, а барон считался самым мудрым человеком во всем королевстве. Тогда я был его камердинером и доверенным лицом. Уже тогда я оберегал его дом.
С тех пор я выполнял много разной работы. Работа стража и работа шпиона. Работа няньки и работа тюремщика. Однажды даже пришлось копать землю.
Я всегда был готов служить.
У мистера Спенсера есть собака. А я — пес Нэйлоров. Я с гордостью скажу это, когда предстану перед Создателем. Не сомневаюсь, что мне суждено попасть на небеса. Для человека моего состояния я почти не дымлю.
Но тогда почему я вижу сны, которые пожирают меня жарким пламенем?
Во тьме
До устья рудника нужно пройти с милю или больше. Они шагают в свете луны, лица расшиты узорами теней. Воздух так холоден, что каждый шагает в облаках чужого дыхания, белых, как замороженный дым.
Тропа ведет мимо полей, потом на вершину холма, увенчанного искореженным дубом. Внизу, в сумраке узкой лощины, вытянулась деревня рудокопов. Ливия ошеломлена нищетой, которая царит среди длинных рядов хибар, прижатых друг к другу, словно складки аккордеона. В конце лощины возвышается гора мусора, охраняемая стаей дворняг. Вся деревня пропахла вареной репой.
Мистер Мосли начинает говорить сам, без вопросов с ее стороны. Вероятно, он что-то заметил на ее лице — потрясение, смятение. Или видел, как она содрогнулась при мысли о целой жизни, проведенной среди зловония вчерашнего обеда.
— Деревня Ньютон, — говорит он. — Шесть сотен душ, и девять из каждого десятка работают на руднике. Мужчины, женщины, дети. Еле сводят концы с концами, вечно в долгу у лавочника, который их обвешивает. Жена все жалуется, что мы держимся особняком. Тут нет нашей вины, это в деревне не хотят, чтобы мы жили слишком близко. Видите ли, я старшина, как и мой отец. Богатеи — вот кто мы такие. — Мистер Мосли хмыкает. — Правду говорят торговки рыбой: деньги делают тебя одиноким.
Пока это самая длинная речь, которую слышала от него Ливия. Однако ночь слишком темна, чтобы разглядеть выражение его лица, а голос у мистера Мосли слишком ровный, чтобы можно было судить о его чувствах. Он не останавливался, пока говорил, и продолжает шагать, не сводя глаз с тропы. Идущий позади них Чарли занят тем, что поддерживает Томаса, который заваливается на ходу, белый как простыня. Джейк и Фрэнсис убежали вперед, чтобы «все устроить». Ливия не представляет, что это значит. На горизонте, на фоне неба, вырисовывается темный силуэт рудничной башни — кружевная чернота, врезанная в мерцание ночи.
Когда они подходят ближе, из тени выступают другие сооружения. Это сараи, трубы, печи; крытый дранкой барак, из которого сочится желтый свет; медная паровая машина, ощетинившаяся рычагами, приборами, лесенками; крытые отверстия двух рудничных колодцев. При виде последних мистер Мосли велит остановиться. Штабель досок высотой с человека служит им укрытием, прячет от посторонних глаз. Здесь, рядом с рудником, все ночные звуки заглушаются высоким свистом, похожим на скрежет лезвия по стеклу. Он словно создан для того, чтобы проникать в кожу и зубы и отделять их от остального тела. Если человек постоянно слышит этот звук, думает Ливия, он быстро сходит с ума. Она оглядывается в поисках его источника. У нее за спиной Чарли помогает Томасу сесть на землю. Голова и плечи Томаса закутаны в одеяло, раскрытый рот ловит воздух.
Спустя некоторое время Ливия наконец соотносит несносный свист с рудничными колодцами, затем взгляд ее поднимается выше, вдоль двух тонких тросов, и обращается на металлические колеса, венчающие гигантские каркасы двух подъемников, что раскорячились над колодцами наподобие пауков из
