— Пожалеешь, мальчик, да поздно будет!
— Молчать! Ты ист преступник. Я ист офицер рейха. Ты ист обмануть меня!
Мария Ильинична всплеснула руками и с деланым восхищением изогнулась под дулом немецкого пистолета в шутовском поклоне. Рука Эрика с пистолетом вдруг сильно задрожала.
Внезапно Мария Ильинична бросила на Эрика исподлобья озорной взгляд. В нем сверкнули огни праздничного скоморошьего маскарада.
— Батюшки мои! Да вы, ряженые, шуты гороховые, честное слово, свастику на рукава нацепили и теперь сами кого хочешь обманете. Гляди-ка… на монстре своем…
Мария Ильинична указала рукой на мрачно застывший «тигр», в ее светлых глазах вдруг полыхнуло жаркое грозное пламя.
— Кресты намалевали, а от Света Вышнего отвернулись! Кого дурите? Или, может, вас самих кто-то дурит, смотри-ка, всю голову вам заморочил!..
Эрик зашипел разъяренной коброй.
— Как ты ист сметь? Ты ист нихт, не сметь!
Немецкий лейтенант надавил указательным пальцем на спусковой крючок, но в этот самый миг Гельмут и Гюнтер повисли у него на руке.
Тишину вечера разорвал сухой щелчок пистолетного выстрела. Пуля пробила платок на плече Марии Ильиничны и ушла в небо. Мария Ильинична, не дрогнув, в упор продолжала смотреть на Эрика.
Вдруг она тепло улыбнулась.
— Ох, дошутишься, мальчик! Сказку слушай. Жил-был лис, забрался он к медведю в берлогу, чтобы мед украсть, пока хозяин берлоги спит. У берлоги стоял валун, он еле держался. Так лис чего удумал. Он решил мед украсть, валун толкнуть и медведя в берлоге валуном завалить. Да только любопытная мышь мимо бежала, хвостиком махнула, валун качнула, он вдруг взял и завалил лиса в берлоге вместе с медведем. Мишке что! Он тот валун одним махом сдвинет, а лис не может. Что делать лису? Медведя будить? Так он его растерзает!.. Запомни, мальчик, мою сказочку. Запомни!
Эрик, задыхаясь от ярости, посмотрел на Гюнтера, затем на Марию Ильиничну, затем снова на Гюнтера и выразительно покрутил пальцем у виска.
— Гюнтер, ты что-нибудь понял? Она сумасшедшая?
— Герр лейтенант, надо срочно уходить. Я слышал, что у русских есть такие старухи, такие старухи, эх, такие, в общем, с ними лучше не связываться. Не будет удачи!
— Нет, Гюнтер, ты не понял!
Эрик стиснул челюсти, подскочил к Марии Ильиничне и замахнулся тростью. Гельмут и Гюнтер повисли на плечах Эрика.
Он, как ненормальный, стал размахивать в воздухе тростью.
— Я ист нихт шпрехен русиш сказка, я ист шпрехен дойч сказка! А, ты ист рус ведма. Арестовать, арестовать!
— Сам не знаешь, что творишь, самый благородный и любимый мужчина. Забыл? Потом вспомнишь, когда собака из твоей кожи плащ сделает. Зашипишь змеей подколодной, да поздно будет. Привет маме! Она двенадцать твоих белых роз засушила и в спальне под подушкой у себя держит. Ждет тебя, дурака, домой. Ей Восток не нужен. Ей ты нужен. Живой! Понял?..
Эрик, широко раскрыв глаза, замер перед Марией Ильиничной, как худой каменный истукан. Ее слова настолько поразили его, что он забыл о пистолете, трости и своем диком желании умертвить, уничтожить, раздавить, стереть с лица земли эту хрупкую и беззащитную на первый взгляд женщину.
Сельчанка решительно развернулась и пошла к колокольне. Ее односельчане беззвучно, как тени, растворились в вечерних сумерках.
У Эрика вдруг задрожала нижняя губа.
— Откуда она знает?..
Гюнтер подал Эрику флягу с коньяком.
— Глотните, герр лейтенант. Легче будет! Я вам говорил, у русских есть такие, в общем, такие…
Гюнтер не успел договорить. Эрик резко отступил на шаг и сильным ударом ноги с глухим стуком выбил флягу из рук стрелка-радиста. Фляга, кувыркаясь и расплескивая коньяк в воздухе, описала крутую параболу и с грохотом упала на пыльные развалины разрушенной хаты Марии Ильиничны.
Эрик впился безумными страшными глазами в чумазое лицо стрелка-радиста.
— Гюнтер, бездельник, слушай внимательно! Передай командиру роты по рации трижды с интервалом в четверть часа открытым текстом: «Все по плану, Михаил Шилов на танке дивизии „Дас Райх“ перешел линию фронта». Потом шифром попроси, чтобы связисты штаба продублировали это сообщение открытым текстом. Запомнил? Выполняй!
Гюнтер обиженно закусил губу, однако послушно вытянулся перед Эриком по струнке и, отдав честь, кинулся выполнять приказ. В следующую секунду он скрылся в люке стрелка-радиста.
Разъяренный Эрик повернулся к остальным членам экипажа.