переворот уже готов?
– Именно так, – дядя усмехнулся, – заговоры имеют смысл, если держишь правильное направление.
Володя предпочел промолчать. Он прекрасно знал, что его дядя умеет держать нос по ветру, и, конечно, не пропадет. Что отъезд в Париж был бы лучшим выходом для него при сохранении императорской власти, ведь рано или поздно делишками дяди в Одессе заинтересовались бы на самом высоком уровне.
Служа в полиции, Володя поневоле узнал о многих схемах получения взяток от городских чиновни- ков и богачей, в которых был замешан его дядя, о том, какой данью он обкладывал многих богатых людей в городе.
И вот теперь у дяди появился шанс сделать так, чтобы все сошло ему с рук. Императорская власть представляла собой колосса на глиняных ногах. Стоило его немного подтолкнуть, и он завалился бы намертво под собственной тяжестью. Очевидно, его дядя был среди тех, кто решил толкать. В данный момент это действительно было в его интересах – не только шанс занять высокую должность в государстве, но и скрыть собственные грехи в Одессе.
Володя прекрасно понимал это, а потому молчал. Дядя правильно истолковал его молчание.
– Вижу, ты понимаешь всё. Но я позвал тебя не только для того, чтобы рассказать о своих планах, но и по более серьезной причине. Видишь ли, я хочу, чтобы ты занял место Бочарова. Я смогу назначить тебя на этот пост. Но для этого у меня должен быть повод. И повод этот дашь мне ты, удачно закрыв дело об убийце Людоеде, о котором говорит весь город. Ты должен как можно скорее, до моего отъезда, оформить все бумаги, закрыть дело и передать его в суд.
– Я не хочу договариваться за спиной Бочарова… – запротестовал было Володя, но дядя его перебил:
– Бочаров все равно будет снят. Мне же спокойнее, если я назначу на его место своего человека. Ты уже знаешь эту работу. Поэтому ты – лучший вариант. Сделай так, как я говорю. Мы успеем все закрыть до твоего отъезда.
– Дело Людоеда… Это же чушь для такого высокого назначения! Особенно чушь, когда в городе каждый день теракты и происходит по 30 грабежей в сутки. Есть еще какая-то причина закрыть именно дело Людоеда?
– Ты проницательный, я в тебе не ошибся, – дядя недобро усмехнулся. – Меня просили закрыть это дело на самом высоком уровне. А вот кто – я не скажу.
– Кто-то из твоих заговорщиков. Кто-то из тех, кто с тобой в доле.
– Ты не забывайся! – Глаза дяди зло сверкнули. – Я ведь могу и передумать.
– А мне как-то все равно, – пожал Володя плечами. – Я не хочу на место Бочарова. Да и не будет этого места, если в городе начнется хаос. Как ты представляешь себе работу полиции в войне с отрядами красных, бандами с Молдаванки и всевозможными отрядами анархистов под всеми цветами радуги, которые станут рвать город на части?
– Ты преувеличиваешь. Этого не произойдет.
– Мои родители бежали из Петербурга. Толпа дезертиров разгромила наш особняк. Мама умирает без лекарств в Москве, и ты будешь мне говорить о том, что это к лучшему? Говорить о каких-то там должностях?
– Все не так мрачно, как тебе кажется. Просто закрой это дело. Сделай так, как я прошу. Вы ведь уже арестовали кого-то, кажется? Бандита с Молдаванки?
– Бандита с Молдаванки, – кивнул Володя.
– Так в чем же дело?
– Мы не уверены, что он Людоед.
– Что это за чушь? – удивился Сосновский.
– Это правда. Мы взяли бандита, но он не Людоед.
– А кому какая разница? Кто вообще будет в этом разбираться? Закройте все бумаги, и пусть бандита повесят! Одним больше, одним меньше… Кто станет думать о бандите?
– Я так не могу, – покачал Володя головой.
– Да ты смеешься, что ли? – вспыхнул дядя. – Кому какое дело до очередной бандитской шавки? Кому нужна его жизнь? Все равно его через неделю пристрелят в очередной бандитской разборке. Кто станет жалеть о такой никчемной твари? А делу польза. Дело Людоеда будет закрыто, и все успокоятся. Неужели это так тяжело сделать?
Володя поднялся с места.
– Мне пора на службу.
– Ты слушал то, что я говорил? – Сосновский тоже встал.
– Я не знаю. Раньше, еще месяца два назад, я бы слушал. Но только не теперь.
– Ты рискуешь своим будущим. Какая обида для семьи!
– Ты ничего не понимаешь. У тебя есть глаза, но ты не видишь. Мне тебя жаль.
