личностям умным, красивым и порядочным; то ли убить скукоту бытия зеркальными позёрами, болтунами, пройдохами и т. д. Ведь и Мао, как ни старался выглядеть солидно и политически грамотно, всё же не смотрелся на уровне, хотя бы, того же, авантюриста Фиделя Кастро. Ленин был смешон, не понятен, жалок. С ущербной речью. Троцкий: сильный, природный оратор, но внутренне злобен, хитер и подл к массе. И фактически он один и заставил репрессиями и террором, пацанов и бессемейных, воевать за преступные идеи большевизма. Сталин: жалок, неинтересен, но коварен, хитёр, жесток и кровожаден. Одним словом — сатанинский кромешник. Самовластие и убийство конкурентов — смысл их жизни и существования. Это зовётся рабовладением. Броз Тито, румынский фраерок кремля Чаушеску, Ким Ир Сен, — кто они? Тот же Хо Шимин. Почему у коммунистов только кровавые диктаторы приходят к власти? Как? И все они являются глубоко преданными холуями Кремля. Значит, их ставит сам Кремль. А кто ставит самих самодержцев Кремля? Кто? Кто ставил Мао? Кремль. На штыках Кремля Мао пришёл к власти. Сколько людей уничтожено, репрессировано. Эти цифры — тайна. Но его режим дал сплошные войны, террор и репрессии. О чём можно дальше говорить?
— У нас многие так думают, мистер Маккинрой. Все, кому за сорок, начинают серьёзно задумываться о подлости и системы, и государства, и устроения самой жизни.
— Да, но кроме философских устроений, ничто никуда не движется.
Китаец грустно качал головой. Его узкие глаза слезились от многочисленных воспоминаний.
— Поэтому ничего определённого нельзя предсказать в нашей непредсказуемой стране, ни на ближайшее время, ни на отдалённое видимое будущее.
— Спасибо, уважаемый Чу. На этом, пока, успокоим свои больные души. В общем, свои позиции мы уяснили. Если, я, что-то узнаю новое, непременно позвоню вам: если вы, звоните мне. Что-то подсказывает моему разуму, что пока идёт просто разведывательная возня, пусть и крупных фигур, но не решающих. Мао, хоть и тяжело болен, но, думаю, очень над сложившейся ситуацией размышляет. Его не сбросишь со счетов, пока он жив.
Шеф китайских спецслужб, также, с пониманием покачал головой и пообещал полное и тесное сотрудничество на благо страны.
Глава семнадцатая
Бешенство разума. Мадам Цзян Мао
Величайший Председатель Мао, как в долгих, слезливых, средневековых трагедиях Шекспира, довольно хитро и удачно играл тяжело больного. Конечно, он болел, болел честно, но ещё был при ясном уме и в достаточном, конечно относительном, отвечающим за свои слова, здравии. Ему настоятельно, прямо смертельно, захотелось узнать, кто и как разыграет при нём, тяжело больном, около постельную, предсмертную, лицемерную, политико-историческую сцену. О-о, и это, для него, было гораздо важнее собственной смерти: к которой он уже привык и хорошо играл роль, продавшего душу тёмным силам, субъекта земли. Он уже успел всех поочерёдно прочувствовать. И теперь, в который раз, хотел ближе узнать некогда любимую жену. Сейчас угадывая в ней самого себя времён сороковых годов, непривычно для тихой обстановки в комнате, разозлился на любимую жену и глухо повысил голос.
— Что ты мне, любимая и уважаемая дура, втюхиваешь одно и тоже: враги, враги, кругом враги. Не растряхивай при мне свои театральные психи. Не ори, и не бери на гоп. Сколько мы уже ликвидировали вполне нормальных чиновников. Они старались, холуйствовали, на коленях ползали передо мной, жён своих предлагали. Что тебе мало? Непонятно. Зачем убивать раба, когда он кроток, послушен, холуйственен. Что ты хочешь? Эти холуи и на тебя работать будут, также, как на меня. Зачем обескровливать, обесцвечивать нацию, и то же рабское, холуйское чиновничество? Что и кто останется в Политбюро, ЦК партии? Полные холопские бездари? Ползующие, пресмыкающиеся, которые только и требуют пожрать, украсть. Работать кто будет? Я? Ты?
Наступила неприятная тишина.
Красная, надутая от своего праведного, но лицемерного негодования, стареющая артистка, в свои шестьдесят два года, мадам Мао, презрительно надувалась и активно фыркала. Несколько слоёв пудры не скрывали её вздувшиеся синие вены.
— Хорошо, хоть по-доброму, не злобно обругал. Но ты больше слушай этого хитрого отщепенца Дэна, этого коротышку-буржуа. Капиталист самый настоящий. Это в наших-то партийных, сплочённых рядах. Куда партия катится? Все об американских деньгах мечтают. А наши деньги, что? Фантики? Страна превратится в придаток Америки. Китайцы в нуворишей и развратившихся буржуа. А враг тебе не только свою жену предложит, но и всё, что при нём имеется. Всё для победы над нами.
Мао помахал перед собой.
— Не гони тошнотворную истерику. Это бедные и слабые придаток Америки. Да и, по-моему, мнению тоже, Дэн — это собачья голова, рогатое чудовище. Но пора, давно пора, надо поднимать страну. За четверть века мы ненамного поднялись. Надо дать большую свободу и крестьянину, и рабочему, и учёному. Что тут думать, надо переворошить кадры, не надо расстрелов. В отставку тех, кто не справился с обязанностями.
— А Дэна?
