рабовладельцу. На 1976 год, в Китае, это был Хуа Гофэн. Вот он знал обо всех почти всё, что было собрано в архивах спецслужб. И он хорошо знал, и об амбициозных потугах жены Председателя, и о великой хитрой скромности маленького Дэна, который, также, не менее упорно, двигался к трону генсека.
У него, министра Общественной Безопасности, на этих высоких партийных товарищей, всё политически жаркое, компрометирующее, было готово. Он ждал момента. Исторический момент, политически, напрягался и горячился. Сам министр Общественной Безопасности внешне был спокоен, но внутреннее напряжение души было такое, и опасение чего-то неопределённого и приближающегося в такой степени близким, что приходилось контролировать всех и вся. И искусная игра его подчинённого, генерала Чу, со всеми участвующими в политике страны, фигурами, успокаивала его в той степени, насколько это было возможно в создавшейся ситуации.
Сейчас он по-доброму смотрел на уставшего генерала, не торопил его с докладом и думал, как толково схитрить с двумя влиятельными тяжеловесами в политике страны.
Генерал ждал сигнала начальника, чтобы начать докладывать. Папка с выводами и анализом собранного находилась перед ним. Тихий голос босса настроил офицера на положительную тональность разговора.
— Дорогой Чу, я полностью доволен вами и вашей работой, работой вашего аппарата. Сейчас меня интересует следующее: американцы, также, пока ещё в неведении нашей разработки, как и племянник нашего великого Председателя? Или имеются какие сомнения?
Генерал не торопливо кашлянул в кулачок.
— Уважаемый Хуа, мы сумели оставить в неведении все интересующие стороны. Даже сам не понимаю, как это всё спокойно и грамотно произошло. Вроде сам участвовал в курсе всех событий; но так всё по писанному происходило, будто все всё заранее знали и двигались по ранее намеченному маршруту. Генерал МакКинрой высказывает про возможность появления третьего лица, но это его только версия обычных оперативных предположений.
— Да, сэр МакКинрой жук ещё тот. Но он не опасен.
— Он не только не опасен. Когда он узнает о вас, уверен, он поддержит вас. И сумеет доказательно объяснить руководителям в Штатах, что вы более та фигура, с которой им удобнее работать в настоящее и будущее время.
— Согласен с вами. МакКинрой мне симпатичен. Какие сейчас у него задумки?
— Хорошее предложение, совпадающее с вашими планами: подставить Цзян Цин в связях с иностранными спецслужбами.
— Ну, это старые, проверенные временем, обычные провокации. Дзержинский, Сталин, Троцкий были великими мастерами политических и уголовных провокаций. Как и в нашем древнем Китае, Египте, Риме. Немцы, англичане, американцы постоянно учились у них. Нам оно, конечно, тоже не помешает. Главное, умело всё сделать. Не оконфузиться. Сейчас на самом Мао всё остановилось, поэтому никто ничего не знает и предсказать не может. Что сейчас в планах у Дэна и Цзян?
— И тот и другая хаотично готовят уличные манифестации в поддержку идей и целей Председателя, а также его здоровья и долголетия.
Хуа Гофэн задумчиво улыбнулся.
— Молодцы! Великолепные патриоты! Как они беззаветно любят нашего неповторимого отца нации! Поразительно. Хочется, глядя на них, даже более полюбить свою великую родину. Патриотичнее. Какие у нас сверхверные лидеры! Куда нам. Ясно. Значит, Чу, я встречусь с Председателем, потом ты. Дэн хороший человек, но им на сегодня придётся жертвовать для политического уничтожения Цзян. Его время будет позже. Пусть он проведёт уличные манифестации, но до шестого апреля. До заседания политбюро и пленума. Дэн сыграет роль отвлекающего ящера. Чтобы успокоить Мао, нужен труп. Политический труп. Дэн выбрал себя сам. Позже мы его восстановим. Жена Мао для нас на сегодня самая опасная фигура. До смерти Мао мы не сможем её полностью политически убрать. А это состояние неопределённости может продлиться целую вечность. Звонил резидент кремлёвской разведки, товарищ Дроздов, просил аудиенции. Я знаю, что он хочет сказать и может предложить. Генерал, вы знаете его агентов. На выбор, ликвидируйте двух-трёх шпионов, чтобы он был сговорчивей и скромнее. Пусть знают наш уровень. Мне крепко надоедают кремлёвские холуи. Они ставят себя умнее всех. А мы, древнейшая и образованнейшая нация на земле, не при деле. С нами так нельзя. Но я встречусь с ним. Пусть в шестьдесят девятом Мао неудачно и слабо показал, что нам с Кремлём не по пути: не тот был уровень исторической возможности, но, поговорить, мы поговорим.
— С ними нелегко разговаривать.
— Знаю. И поэтому знаю, как с ними разговаривать.
Мудрый генерал согласно качнул головой и сжал кулачонки в знак удачи.
— Вы политик. Сильный политик. В вас верят многие, очень многие.
— Время покажет. Генерал, у вас есть люди вне ваших отделов и служб, чтобы выполнить особо деликатные поручения? Я не требую от вас скорости ответа или неискренности в словах.
— Товарищ Хуа, вы хорошо помните мои доклады вам по делу монахов и подозрительного интереса к ним американцев.
— Помню генерал. Мне было интересно и занимательно читать ваши отчётные детективы о фантастически возможном.
— Да, так я и писал, чтобы вы не особо вникали в это дело. Сейчас я могу сказать, что монахи и тот Рус, о котором я подробно писал, готовы помочь нам в той мере, в которой они способны.
