Новостей из Центра никто не знал. После скромного ужина и переклички, присланные на перевоспитание, которых нельзя было звать ссыльными или заключёнными, сидели вдоль стен и скучающе ждали отбоя. Несколько молодых неприкаянных фраерков шумно играли в кости. И так каждый день. Сегодня, хоть без криков, эксцессов, избиений. Сколько таких, убитых временем и тяжёлыми мыслями, сволочных дней впереди; которые хочется забыть и не помнить. Дни, обидно выкинутые из твоей подходящей к закономерному концу жизни. Ходьба по кругу с ярмом на шее. Рабство. Зачем цепляться за эту выкинутую жизнь? Зачем? Не лучше ли добровольно уйти в вечную нирвану небытия? Не был ты и нет тебя. Какая разница?
Дэн сидел, опёршись о стену и тихо дремал. Сейчас ему ничего не хотелось и не желалось. Живые краски прошлого незаметно растворились в глубоком и далёком сознании; и только неподвижная серость сегодняшней мысли пучком соломы сидела в нём, как непреходящее состояние замершего бытия. Нирвана заключённого — это мёртвая, неподвижная обречённость и вечное напряжение в ожидании чего-то коварного, чего-то неизвестного. Каждый зэк скажет, в тюрьме на зоне; слух, зрение, обоняние, обострены до звериного предела. Каждый становится настороженным хищником, готовым вцепиться в горло любому, кто посягнёт на него. Плюс: наложенная обида — и человек уже готов беспричинно крушить всё подряд. Дайте повод. Любой. Косой взгляд. Наглая улыбочка. Слово, вызывающее раздражение. Походка. На зоне раздражает всё. От утреннего надоевшего гимна до рядом, подло зыркающего узкими глазками, коридорного вертухая. Всё. И тюремщики это знают. Прекрасно знают. Знают, как можно прессовать заключённого. У них целые книги написаны на этот счёт. А Троцкий со Сталиным сумели довести античеловечность людских отношений до жесточайшего абсурда земного бытия. Жесточайшего. Подлость над правдой. Ложь над истиной. Сволочизм над порядочностью. Бессовестность над честью. Во всех сферах и взаимоотношениях — личностных и межличностных. А где же родина, чёрт побери. Родина убивает твою совесть и честь и доводит тебя до низшего существа. Да, и кто — эта родина? Чья она? Кому она служит?
Новый день. Также хмурый, невесёлый. Ничего не обещающий. Ни к чему не призывающий. Серые, унылые лица. Колона перевоспитывающихся, после переклички, легким бегом двигалась на поле. Опять солома, опять в кучки. И нести их надо на край огромного поля. Дэн плохо себя чувствовал. Жара, пыль, непосильная работа. Глаза застила земная пылевая туманность. Часто спотыкался. Голова закружилась. Заныла спина. Дэн присел на солому. Начало мутить.
— Чего засел, сука? Сачкуешь, падла? Вставай, образина!
Сильный удар ногой в поясницу опрокинул старика на землю. От жгучей, острой боли в позвоночнике Дэн отключился. Очнулся в казарме на соломе. Глаза медленно приоткрылись. Серый потолок. Серый неподвижный силуэт справа от него. Память возвращала прошлое. Рядом с ним сидел Рус. Экс- премьер вспомнил его по Пекину. Тот русский, который обеспечил его неприкосновенность в столице. Волшебник. Дэн успокоился. Пробовал подняться, но боль в пояснице не проходила. Он закрыл глаза.
— Что произошло? — еле слышно спросил он.
— Тщательно подготовленное и подло спровоцированное нападение хунвейбинов на вас, уважаемый Дэн. Мы уверены, что это исходит только от заказа коварной Цзян, но хотим узнать, кто именно их прислал. Скоро они скажут. Коу Кусин заставит их сказать правду.
— Она хочет меня убить.
— Да. И быстро.
— Спасибо Рус. Но, зачем это ей?
— Вы, для неё, политический противник. В городе зашевелились банды. Мы вам оформим тяжелое заболевание, чтобы вы смогли не выходить некоторое время из казармы. При вас будут молодые монахи. Наш врач. Он вас быстро поставит на ноги. Генерал Чан уговорил местные службы помогать вам. Премьер Хуа Гофэн лично звонил сюда и подтвердил губернатору полномочия Чана. Поэтому питание для вас будет теперь отдельное. В столовой выявили двух новых поваров, которых мы подозреваем, что они из Пекина. Тоже скоро узнаем, кто их прислал.
— А сколько было хунвейбинов?
— Больше двадцати человек. Но бой за вас ещё не закончен. Председателю Мао вновь стало хуже. И Мадам будет постоянно торопить своих холуёв. Вам надо до осени продержаться.
— А что с малолетками?
— Головы им отбили, а генерал Чан оформил их всех в детскую колонию, поближе к Тибету.
— Хорошо. А мои люди?
— Их всех охраняют. Скоро всё переменится.
— Дожить бы.
— Генерал Чу и генерал Чан обещали, что всё предпримут, чтобы защитить вас.
— Но я вижу, что пока только ты со своими монахами меня охраняешь.
— Но, без генералов мы бы не смогли эффективно охранять вас. Главное, что они местные службы и губернатора с партийцами перетянули на вашу сторону. Скоро вы с ними встретитесь. Сейчас вам надо оклематься и выздороветь. У нас очень хорошие и опытные врачи.
— Спасибо, Рус. Дай то бог, чтоб всё так и было. У меня появилась надежда.
— Будет, уважаемый Дэн, в вас верят люди и это вам поможет.
