— Добрый вечер, София, Лев Геннадьевич. Не ожидала увидеть вас вместе, да еще и в моем доме.
— Да, мы расследуем дело смерти Вашего мужа. — Сомов целует ее бледную руку. — Могу я задать Вам несколько вопросов?
— Да, пожалуйста.
Я делаю большой глоток горячего чая, мята и вправду успокаивает расшалившиеся нервы.
— София, бедная, примите мои соболезнования. Я слышала о Вашем разводе. — Боже, даже я столько сочувствия не выражала, когда впервые приехала к ней.
— Спасибо, Ирина Авраамовна. Мне уже намного легче. — беру горячую руку Льва и чувствую, что он рад моему прикосновению.
— Хорошо. Я готова ответить на ваши вопросы. Только мне завтра с утра в головной офис, а за окном пол одиннадцатого.
— Безусловно. Мы недолго Вас задержим. Скажите, сколько лет вы были знакомы с Антоном Михайловичем?
— А какое это имеет отношение? Десять лет.
— Ясно. Сколько лет знакомы, были знакомы, Антон Михайлович и Владлен Мирославович?
— Еще со школы. Лет двадцать-двадцать пять.
— Вы уверенны в этом?
— Конечно. Да… А почему вы спрашиваете?
— А подтвердить сможете? Какие-нибудь снимки со школьных лет, общие знакомые?
— Нет, ничего этого нет. Оно и не нужно. Каждый раз, когда мы встречались семьями, мужья обсуждали юношеские годы, разные случаи из общего прошлого. У меня даже сомнений не возникало в истинности их рассказов.
— Но все же?
— Нет, подтвердить не могу.
— Ясно. Ирина Авраамовна, скажите, а доводилось ли Вам замечать какие-то странности в последнее время перед гибелью Вашего мужа?
— Например? О чем это Вы, Лев Геннадьевич?
— Ну, возможно, бывало, Вы заснули в полночь, а встали в шесть утра абсолютно выспавшейся?
— Конечно. А с кем не бывает?
— Хорошо. А случалось ли такое, что вы кратковременно теряли чувство ориентации во времени или пространстве?
Ирина заерзала на диване, глаза забегали в поисках прислуги.
— Ольга. Бокал бренди мне, пожалуйста.
К чему он клонит? Неужели Льву уже что-то стало понятно? Пока я вижу только зацепки, но не более того.
— По-началу я думала, что схожу с ума. — бледной рукой она вцепляется в бокал и глотает свой напиток. — Позже, стала принимать литиум[1], но только на ночь. Подруга посоветовала и отдала часть своих запасов.
— Спасибо за ответы, Ирина Авраамовна. Но с литиумом будьте осторожнее. Тем более, он Вам совсем ни к чему.
— А что со мной? Вы знаете? — эта женщина хватает руку Сомова так, словно он единственное ее спасение.
— Знаю. Вы не больны. Больше я Вам ничего сказать не могу. Это для Вашего же блага.
Сомов встает с дивана, поцеловав руку хозяйке дома, и подходит ко мне. Я замечаю несколько деталей, очень важных, как мне кажется, поэтому уходить сейчас мне совсем не хочется.
— Лев Геннадьевич, дайте еще пять минут, мне нужно в уборную?
— Да, конечно, София.
Я иду по коридору, куда указала мне Ирина. Постмодернистские канделябры, электронные фотографии в рамке, которые сменяются раз в несколько секунд, и кремневое ружье века восемнадцатого украшает стену возле спальни хозяйки. Оно то мне и нужно. Я делаю пару фото этого орудия, фото с электронных фотографий, а также захожу в туалет. Под раковиной стоит лоток для маленьких домашних собачек. То, что нужно. Пора возвращаться.
— София, все хорошо?
— Да, Лев Геннадьевич. — поворачиваюсь к женщине в длинном платье. — Ирина Авраамовна, Вы знакомы с Амозовым Константином Петровичем?
— Нет, а кто это?
— Это следователь по Вашему делу. До того, как я стала Вас защищать, он должен был Вас опрашивать.
— Возможно, я просто забыла как его зовут.
— Чушь.
— Что?
Эта женщина возмутилась, а Сомов неодобрительно смотрит на меня. Но сейчас мне важна только правда, а с моими плохими манерами разберемся позже.
