домой.
– Красивая теория, Эдвард, – сказал позади них гулкий, низкий голос, от которого у Генри похолодела спина. – Угадал всего одну вещь, но воображение тебя не подводит.
Он медленно обернулся. Барс стоял в трех шагах от них: крупный серый зверь с пушистым хвостом. Под солнцем его шкура сияла так, что Генри сощурился, но глаз не отвел. Барс смотрел прямо на него, и несколько секунд Генри был уверен: его жизнь закончится здесь и сейчас. А потом Барс мягко пошел вперед, обогнул застывших посреди дороги людей и остановился напротив Освальда. Тот смотрел на Барса высокомерным, спокойным взглядом, но Генри всю жизнь изучал его лицо и видел: отец тоже ждет расправы. В умении произвести сокрушительное впечатление с Барсом никто не мог тягаться, и дело было не в мощных лапах и зубах. Он как будто излучал волшебство и силу, и Генри внезапно испугался еще сильнее, но не того, что Барс убьет их, а того, что изменит облик у них на глазах. Он не хотел знать, как еще может выглядеть эта сверхъестественная мощь.
– Игра еще не закончилась, – сказал Барс, не двинув ни единой мышцей пасти, и сорвался с места.
Он мчался в сторону города крупными прыжками, так мягко и легко, словно вообще ничего не весил. Кошки побежали за ним, но тут же отстали – они казались его мелкими неуклюжими копиями с коротенькими лапками. А вот Освальд, который тоже бросился следом, отставать не собирался. Он бежал с такой скоростью, что Генри понял: отец надеется, что Барс приведет его к тем, кто поможет исполнить его мечту.
И Генри побежал следом. Он уже не понимал, какой исход событий пугает его больше, но вперед его гнало любопытство, а не страх. Ему хотелось узнать, что это за место и почему Барсу пришлось его покинуть, хотелось узнать, кто живет в разноцветных домах и что именно угадал Эдвард. За спиной он слышал топот Эдварда и Хью, шарканье корней скриплеров, беспомощное ворчание Худого Пальтишки, легкие шаги Розы и Джоанны, неуклюжий бег Джетта. Когда Генри влетел в город, Барс и Освальд уже скрылись из виду, а остальные сильно отстали, – и никто, кроме него, не увидел на одной из боковых улиц человека.
Мальчик в пестрой одежде стоял, прислонившись к стене, и смотрел на Генри – точнее, на грибня, которого тот по-прежнему держал на руках: на своих двоих Соломка ни за что не угнался бы даже за скриплером.
На всесильного волшебника мальчик был совершенно не похож – обычный малыш с толстыми щеками и круглыми серыми глазами. Он прижимал к себе какую-то мягкую игрушку, и, наверное, ему показалось, что их с Генри это роднит. Генри, указав на грибня, вопросительно поднял брови: «Хочешь посмотреть?», но мальчик засмеялся и скрылся за углом.
Генри прислушался: отца и Барса было уже не слышно, а остальные еще не выбежали из-за поворота. Где дети, там всегда есть и взрослые: что, если мальчик приведет его к кому-то, кто поможет всех спасти? Грибень – невероятно милое существо, он поможет подружиться с мальчиком, а тогда и взрослых будет легче убедить, что Генри и остальные пришли с миром. Он не был уверен, что намерения отца можно отнести к мирным, но, может, местные как раз и помогут его остановить так, чтобы не пострадали все остальные. И Генри, резко сменив направление, помчался туда, где скрылся ребенок.
Мальчик знал, что за ним бегут: пару раз он обернулся через плечо, но испуганным не выглядел, наоборот – улыбался, будто все это игра. Он свернул в один переулок, в другой, а потом влетел в один из домов, и Генри, не думая, уместно ли врываться в чье-то жилище, вбежал на крыльцо, распахнул дверь – и замер на пороге.
За дверью была роскошная комната, которую Генри сразу узнал: Золотая гостиная королевского дворца. Из окон видны были пышные верхушки садовых деревьев, и секунду Генри всерьез размышлял о том, что окна расположены очень высоко, а он вошел сюда прямо с улицы. А потом в голове у него настала абсолютная тишина, потому что женщина, сидевшая за столиком у окна, развернулась к ребенку, бежавшему к ней от двери.
– Мама! – завопил мальчик так громко, словно она была в соседней комнате. – Мы скоро выходим? Я хочу быстрее гулять!
– Скоро, солнышко, поиграйте пока, – весело сказала она, застегивая сережку в ухе, и снова отвернулась к зеркалу. – У папы дела, ему надо закончить.
Мальчик недовольно захныкал, бросил игрушку в кресло и начал подскакивать на месте, глядя на яркую зелень за окном, на то, как ветер раздувает штору, а потом замолчал и с разбегу прыгнул на диван. С дивана раздался вопль, и Генри на негнущихся ногах подошел ближе. Там лежал мальчик постарше и читал книжку, а младший приземлился прямо на него и теперь вдавливал брата лицом в диван. Генри опустился на подлокотник дивана, потому что собственные ноги внезапно перестали его держать.
Он знал, почему никто его не замечает. И он знал всех в этой комнате, даже игрушку, которую мальчик бросил в кресло. Обе лапы у господина Теодора пока что были на месте, но Генри помнил: это ненадолго. Он помнил этот день, но детали из памяти стерлись, и он вздрогнул от неожиданности, когда Роберт, продолжая прыгать у Эдварда на спине, завопил:
– Я леопард! Давай играть в битву леопардов?
– Ай! Отстань, я читаю! – сказал Эдвард, безуспешно пытаясь спихнуть с себя брата.
Роберт начал, пыхтя, вырывать у него из рук книжку, а Эдвард тянул ее к себе, весь красный от усилий и негодования, – краснеть он и тогда умел. Битва за книгу закончилась тем, что из нее вылетела страница. Это вызвало у обоих испуганный вопль. Шуму от них двоих было столько, что хватило бы и на пятерых детей, но мама спокойно сидела перед зеркалом и красила губы кисточкой с бледно-розовой краской. Увидев, что стало с книжкой, она только головой покачала, будто устала тратить слова каждый раз, когда они что-нибудь портили.
