сквозняки и хмурые мысли.
Он давно развелся: гулял. С детьми не свезло, родителей тиф забрал в сороковом. Вроде любил кого-то, а может, почудилось.
До позднего вечера бродил следователь вдоль каналов, наблюдал, как смолят баржи, разбирают старые корабли на барочный лес. Бревна в дырах от нагелей походили на обглоданных мертвецов.
Сам не понял, как оказался у Мясного рынка и дома Уваровой.
На стук высунулся лопоухий Назар.
– Вона вас чикае.
Смущенный Кержин скрипнул дверьми, шагнул в ярко освещенную квартиру. Спальня хозяйки купалась в подрагивающем оранжевом свете лучин и восковых монашек. Стены были оклеены китайским шинцем. На полках теснились иностранные игрушки, заводные шкатулки, часики. Table de toilette поблескивал флаконами разномастных парфюмов.
На нарядном диване сидела Уварова. Щеки ее пылали румянцем, губы припухли. Под сорочкой вздымалась высокая грудь, и ореолы сосков розовели сквозь ткань.
– Какими судьбами, Адам Иеговович? – спросила она. Хрипотца выдавала волнение.
Кержин подошел на ватных ногах. Аромат душистого земляничного мыла пьянил.
– Не фиглярствуй, Лукерья.
– Одиноко тебе? – она смотрела на него снизу вверх. Рука с нарывающей язвой сжала мужскую промежность.
– У тебя глаза, как сверкальцы, – сказал он. И кивнул на суровый лик Николая Чудотворца. – Убери его, негоже.
Уварова отвернула икону к обоям. Стряхнула с себя сорочку, позволяя шершавым ладоням смять нежную плоть.
– Ну, шельма…
«Приходили к ней, как приходят к блуднице», – процитировал в его голове сварливый Иезекииль. Левит пригрозил распутникам смертью в пустыне.
– Ложись, – сказал Кержин, отталкивая Уварову.
– Не так, – она прильнула грудью к барочной боковине дивана. Выпятила прелестные ягодицы. Сказала, косясь через плечо: – Мне тоже одиноко. – Красивая самка, лань.
– Господыня! – раздалось из коридора.
– А, черт! – прошипел следователь.
– Чего тебе? – крикнула раздраженно вдова.
– До вас гости.
Она встала нехотя, накинула сорочку.
– Наверное, жид твой тебе пироги принес.
Распаленный Кержин заправил член в штаны.
– Что за гости, Назар?
– Гольтипака якыйсь. Благае в него каблучку купыты. Вин це… лысый, як вам потрибно.
Кержин подскочил. Лысый? Кольцо? Он достал из внутреннего кармана сюртука французский шпилечный револьвер. Оружие не было опробовано в деле, до июля следователь обходился свинцовым кастетом. Но граф Шувалов настоял…
– В ломбард пакуй, – цыкнул он. – Скажи, хозяйка сейчас спустится.
Малоросс ощерился, заиграл мышцами под рубахой.
Спрятавшись на лестнице, следователь считал от десяти до ноля. Чтоб успел Назар завести в ловушку дорогого гостя. При счете три загрохотало.
– Щучье вымя! – прошептал Кержин, щелкая курком.
В подвале горели газовые рожки, но завалы чужого имущества скрывал мрак. Назар скрючился у стены с расквашенным носом.
«Эдакого держиморду вырубить», – подумал следователь.
Тень юркнула в темноту. Кержин – за ней, распихивая ветошь. По виляющему зигзагами туннелю из ящиков. Готовый к тому, что за поворотом притаился безжалостный убийца.
Крысы разбегались, потревоженные, но кроме их шороха Кержин ничего не слышал. Лабиринт петлял, напирал с боков коленкоровыми креслами, клееночной софой, залатанными мешками.
– Назар! – вскрикнула Уварова далеко-далеко, словно следователь достиг уже до каких-то загаженных катакомб под рынком. – Адам, ты где? – от акцента она избавилась.
Тень промелькнула по пыльному портрету покойного царя Николая. Кержин завертелся, тыча стволом во тьму. Показалось или кто-то сопит за секретером?
