ожидал, и даже испугаться не успел, ведь музыка в его голове настраивала на совершенно другой лад. Злой Дух не желал причинить ему вред, охотник не зря сравнивал его с преданным хозяину верным псом. Демон больше не помышлял ни о каком поединке, удовлетворившись победой, одержанной над сопровождавшими агайюджо воинами. Из всех его устремлений, которые смог уловить охотник, преобладали два настолько противоположных, что, в первый момент, Дигахали не сразу в это поверил.
С одной стороны, Ссгина стремился найти подходящее место и, оставшись там, устроить себе логово, хотя подробности сложно было понять. С другой стороны, Злой Дух считал себя обязанным человеку и хотел сопровождать его, куда бы он ни пошёл. Первое желание проистекало из самой природы демона, оно требовало реализации, ничуть не меньше, чем желание утолять голод. Лишь слегка прикоснувшись к чуждому разуму, охотник сумел понять, сколько усилий предпринимал Ссгина, чтобы оставаться его спутником. Ошеломлённый бескорыстной и нежной привязанностью со стороны существа, которого ещё несколько дней назад опасался, Дигахали признался самому себе, что мало кто из людей так к нему относился. Конечно, Авиосди любила его, но она, скованная строгими обычаями племени, не смела открыто говорить о своих чувствах. И он, выросший в той же среде и подчинявшийся тем же законам, тоже бывал скуп на ласковое слово или нежное прикосновение.
"Я так и не сказал ей всего, что мог бы сказать любимой женщине, и не услышал от неё и десятой части того, что могла бы сказать мне она. Мы тратили время, которого оказалось ничтожно мало, на соблюдение глупых обычаев и думали о том, как бы ни дать повода для осуждения. Мы сами променяли любовь на условности, которые сковывали не хуже, чем верёвки, опутывавшие руки и ноги".
Мысли жгли его, как раскалённые угли, не давая ни пощады, ни передышки.
Демон почувствовал настроение человека и постарался смягчить разрушительное отчаяние, овладевшее двуногим существом настолько, что его хрупкий организм стал давать сбои. Успевший довести себя до полуобморочного состояния Дигахали ощутил лёгкое прикосновение, как шлепок, которым иногда награждают новорождённого, чтобы вызвать первый вдох. Прикосновение, словно последняя капля, наполнившая до краёв казавшийся бездонным сосуд и заставившая содержимое выплеснуться через край. Прикосновение, будто уцелевшее волоконце рвущейся верёвки, сумевшей остановить смертельное падение. Прикосновение позволило впустить в лёгкие воздух, и замершее сердце смогло отправить в путь новую волну горячей, готовой закипеть от напряжения крови.
Немудрёная мелодия, звучавшая в голове охотника, звала за собой, тянула его из бездны небытия, в которую он сам себя чуть не загнал. Слушая музыку Дигахали начал приходить в себя и потихоньку осознавать окружающую действительность. Мелодия вдруг изменилась, ритм её исказился, словно игравших до этого безупречно музыкантов внезапно ударили по пальцам. Охотник открыл глаза и увидел лучи солнца, пробившиеся сквозь кроны ближайших сосен.
Лишённый возможности скрыться в тени, Ссгина мелко дрожал, но не отпускал человека, поддерживая его в вертикальном положении. Дигахали ужаснулся тому, что сейчас приходится испытывать его спутнику и мысленно произнёс:
"Спасибо… Позаботься о себе… Со мной всё в порядке".
Это послание пришлось подкрепить солидным убедительным импульсом, прежде чем Злой Дух отпустил человека и бросился под защиту густого кустарника.
Сегодня они покинули место ночёвки позже, чем вчера. Агайюджо даже не пришлось будить, она успела выспаться и пребывала в хорошем настроении, чего нельзя было сказать о Дигахали. Охотник мрачнел всё больше по мере продвижения к конечной точке маршрута. От его обычной пружинистой походки не осталось и следа, тот нетвёрдый шаг, которым он мерил оставшееся расстояние, больше приличествовал какому-нибудь йонейга. Милине даже не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы поспевать за ним.
Дигахали понял, что больше не может считать Ссгина опасным чудовищем, а это значило, что пропал весь смысл похода к границам мёртвого леса. Прежняя уверенность в собственной правоте уступила место обезоруживающей растерянности, несвойственной уважающему себя мужчине. Злой Дух изменился настолько, что стал абсолютно безвредным для любого человека, это охотник смог уяснить, когда перед ним открылся внутренний мир этого удивительного существа. Будучи очень одиноким, особенно после того, как его любимый дед отправился в последнее путешествие по Обители Предков, Дигахали всегда мечтал о товарище, с которым можно было вместе охотиться. Он несколько раз пытался спрашивать у Духов, в каких краях можно повстречать человека, способного стать настоящим другом, но Предки не дали ни ответа, ни даже намёка, оставив его вопросы без внимания.
Охотник никогда не считал себя отвергнутым родным племенем, но понимания и поддержки найти там не смог. Соплеменники, по крайней мере те из них, кто не злобствовал по поводу судьбы Одьювалайгу, считали его немного не в себе. Один из стариков как-то объяснил Дигахали, что если бы его матерью были соблюдены все приличия, он мог бы стать шаманом, и те же самые черты его характера почитались бы племенем как знак высшего доверия Духов леса. Тот старик открыл охотнику глаза, что позволило по-другому взглянуть на окружавших его людей. Никому дела не было до личных качеств, самым важным оказалось то место, которое человек занимал в племени по праву рождения, а, значит, обречён был через всю жизнь пронести этот груз. Дигахали долго размышлял о таком положении вещей, придя к невероятным выводам: люди по своей натуре гораздо более лживы, чем звери, которые признают право быть вожаком только для самых сильных и достойных сородичей.
Демона не интересовало, кем была мать охотника, и каков был статус его отца среди мужчин племени. Чистую, не основанную на выгоде
