Дигахали запросил у Злого Духа направление, и кожей лба ощутил лёгкое дуновение воздуха откуда-то слева. Стоило повернуться в ту сторону, и дуновение усилилось, а вместе с ним явственнее стали слышны звуки, издаваемые семейством барсуков. Охотник осторожно двинулся вперёд, ориентируясь по дуновению воздуха. И тут обнаружилось интересное обстоятельство — как только он открывал глаза, чтобы изучить местность, дуновение воздуха становилось едва ощутимым, и нужно было приложить усилия, чтобы снова взять верное направление. Это очень быстро вымотало Дигахали, непривычного к таким умственным напряжениям. Намучившись, он просто закрыл глаза и, полагаясь на милость Предков, пошёл вперёд, каждое мгновение ожидая, что в глаз ему вонзится сучок или нога зацепится за препятствие. К счастью, этим опасениям не суждено было сбыться, Ссгина вёл человека очень уверенно, и ни разу не дал повода усомниться в своих способностях.
Пришлось пройти немалое расстояние, прежде чем охотник смог услышать барсуков без помощи напарника. Демон не сразу понял, что в его услугах больше нужды нет, а, сообразив, замер, чтобы не мешать человеку охотиться. Дигахали понадобилось время, пока глаза привыкли к темноте и стали различать хоть что-нибудь, кроме стволов деревьев. Барсучья семья облюбовала небольшой холм в окружении сосен, изрыв его норами со всех сторон, что сильно мешало подобраться вплотную. Охотник стал тихонько подкрадываться, прислушиваясь к издаваемым зверями звукам, и очень быстро уяснил, что приблизиться на дистанцию верного выстрела из лука вряд ли удастся.
Темнота не позволяла взять прицел, а вероятность повторного выстрела представлялась весьма сомнительной. Взвесив все за и против, он собрался стрелять, ориентируясь по звукам, раздававшимся из ближайшей к нему норы, но вмешался демон, видимо почуявший нерешительность человека. Неожиданно для себя, Дигахали смог определить точное количество барсуков, населявших норы. Закрыв глаза, он увидел всех этих зверей, сновавших над и под землёй, а также себя, притаившегося возле поваленного ствола сосны с луком в руках.
Почему-то вспомнился день, когда дед взялся обучать его обращению со взрослым луком. Встав за спиной у мальчика, он поддержал его левую руку, посоветовал правильное положение правой руки и головы, а уж потом сказал:
— Накладывай стрелу и целься.
Лук был очень тугим и сгибаться не торопился. Дигахали упирался изо всех сил, шумно сопя тянул назад правую руку, оттягивая тетиву.
— Хорошо, — похвалил его дед, — только локоть не сгибай.
Руки тряслись от напряжения, и стрела заходила ходуном, ударяясь о плечо лука.
— Давай помогу, — сказал старый шаман и подхватил лук чуть ниже побелевших от предельного усилия мальчишеских пальцев. Другой рукой он помог внуку натянуть тетиву и спросил, — готов?
Мальчик кивнул, не сводя глаз с наконечника стрелы.
— Тогда стреляй.
Освободившаяся тетива звонко щёлкнула по кожаной накладке на левой руке деда, послав вперед острую стрелу…
…впереди раздался визг и быстро затихающий топот барсучьих лап. Дигахали вздрогнул, снова очутившись посреди ночного леса. Звери попрятались в норы, и можно было, не таясь взглянуть на результат охоты. Выстрел оказался точным, стрела вонзилась прямо в глаз упитанному барсуку, имевшему неосторожность высунуться из норы. Охотник как мог поблагодарил демона, отозвавшегося на похвалу изменением звучавшей в голове мелодии.
По пути к костру, он захотел снова вернуться к барсучьим норам и попытать удачу ещё раз. Шансов на то, что звери позволят ему сделать ещё один результативный выстрел, были невелики, но Дигахали чувствовал охотничий азарт и не хотел останавливаться на достигнутом. Бросив на колени задремавшей агайюджо тушку добытого барсука, поспешил назад, надеясь, что не слишком пуганые звери всё же выйдут на ночную кормёжку. К тому же, ему захотелось лично, без помощи Ссгина подстрелить осторожного барсука, чтобы иметь полное право называться охотником из племени Куницы.
Потерявшие сородича звери предпочли не рисковать и сидели по своим норам, изредка прерывая тишину недовольным фырканьем. Подождав немного, Дигахали больше не стал тратить на них время, согласившись с тем, что результат достигнут и следует подумать об отдыхе. Он надеялся, что Милина уже сняла с тушки шкуру, и теперь разделывает добычу, потому что с этим легко должна справиться даже самая ленивая белая женщина. Отсутствие запахов готовящегося мяса насторожило охотника, но он и представить не мог, что сделает с его добычей агайюджо. Она и не думала свежевать тушку барсука, а решила спрятать её между корней сосны и присыпала сверху землёй.
Все дети леса умели делать запасы, чтобы не умереть с голода, когда наступают трудные времена, и охота не бывает обильной. Видимо, йонейга по-другому запасали впрок еду, но никому из сородичей Дигахали и в голову бы ни пришло так хранить мясо. Охотник вытащил барсука, не желая заниматься несвойственной мужчине работой в присутствии женщины, протянул нож Милине. Лучше бы он этого не делал, потому что агайюджо совершенно не умела обращаться с острым инструментом. За несколько мгновений она едва не отрезала себе пальцы и чуть не воткнула нож в ногу, отделавшись самым малым — дыркой в одежде.
— Я не знаю, почему твои родители не научили тебя простейшим вещам, — произнёс потрясённый Дигахали, — может быть, Духи Предков йонейга лишили тебя ясного рассудка? Радуйся, что я не буду выставлять тебя на посмешище, как плохую хозяйку. Нет для женщины большего позора, чем увидеть голодные взгляды своих родных из-за того, что она не умеет готовить еду!
Пришлось самому взяться за нож и разделывать добычу, попутно думая о том, что бы сказали в племени Куницы, если бы узнали, какую неумёху
