Картина мира в пословицах русского народа

упоминается и о святочном сквернословии: “а в навечери Рождества Христова и Васильева дня и Богоявления Господня [чтобы] колед и плуг и усеней не кликали, и песней бесовских не пели, матерны и всякою неподобною лаею не бранилися”. Обычай сходиться в святочные и купальские дни “на бесчинный говор и на бесовские песни” осуждается и в постановлениях Стоглавого собора 1551 г., и соответственно – в указах Ивана Грозного в 1552 г., которые также направлены на искоренение реликтов язычества в народном быту» (Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 2. Язык и культура. М., 1994. С. 58).

Царские указы не помогли. Вот что написал немецкий учёный и путешественник Адам Олеарий (ок. 1603–1671), который трижды посещал Москву – в 1634, 1636 и 1643: «У них нет ничего более обычного на языке, как “бл…й сын, сукин сын, собака, ё… твою мать”, и ещё иные тому подобные гнусные речи. Говорят их не только взрослые и старые, но и малые дети, ещё не умеющие назвать ни Бога, ни отца, ни мать, уже имеют на устах это: “ё… твою мать” – и говорят это родители детям, а дети родителям» (Размышления о России и русских. Штрихи к истории русского национального характера. Вып. I. Сост. С. К. Иванов. М., 1994. С. 243).

Заглянем теперь во вторую половину этого же, XVII, века. У посла Рима в Москве с 1670 г. по 1673 Якова Рейтенфельса читаем: «Русские наши в обыкновенных разговорах не прибегают, когда бранятся, как это обыкновенно делается у многих народов, к заклятиям небесным и подземным богам, но доходят почти до богохульства, пользуясь постоянно бесстыдными выражениями. Рассерженные чем бы то ни было, они называют мать противника своего жидовкою, язычницею, нечистою, сукою и непотребною женщиною. Своих врагов, рабов и детей они бесчестят названиями щенят и выблядков или же грозят им тем, что позорным образом исковеркают им уши, глаза, нос, всё лицо и изнасилуют их мать, каковой род брани они удержали от венгров и татар, с коими долгое время жили вместе» (там же. С. 244).

Матерщина живёт и процветает до сих пор. Она «украшает» и некоторые наши пословицы. Чтобы не быть голословным, возьму из «Большого словаря русских пословиц» В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитиной и Е. Н. Николаевой только некоторые подтверждения:

Голосуй не голосуй, всё равно получишь х…; Х… не ёжик – не уколешься; Папа любит чай горячий, мама любит х… стоячий; П… чиста, когда поп е… Не тебя е… – не подмахивай; Нас е…, а мы крепчаем.

В чём феномен матерщины? Почему она так живуча? Ответ напрашивается сам собой: она обладает богатейшими эмоционально-экспрессивными возможностями. Опираясь на довольно ограниченное число производящих слов, она использует эти возможности в довольно большом числе производных слов. Словообразовательные гнёзда, в основе которых лежит тот или иной мат, отличаются завидной широтой. Кроме того, матерщина полифункциональна.

Первая функция у матерщины может быть обозначена как словесно-паразитическая (или «смазочная»). Подобно тому, как многие люди не могут обходиться в своей речи без таких слов-паразитов, как «значит, ну, типа, как бы, это самое» и т. п., многие люди в качестве «смазки» для своих ржавеющих мозгов, производящих речь, используют матерщину.

Вторая функция у матерной лексики может быть названа генерализирующей (от слова «генерализация», что значит «обобщение»). Недостаточный лексический запас многие люди компенсируют использованием матов. Возьмём, например, слово «хреновина». Оно является мягким синонимом к более жёсткому мату, который начинается с того же звука. С помощью этого слова можно обозначить что угодно – любую субстанцию. Генерализационная широта у этого слова, как и у других матов, под стать философской терминологии. Скажем, термин «субстанция» применим к любому предмету, но ведь любой предмет может быть назван и хреновиной. Подобным образом обстоит дело и с другими матами. Слово, которым нецензурно обозначают половой акт, например, тоже в переносном смысле может обозначать самые разные виды деятельности.

Третья функция у матерщины может быть названа компенсационной (оздоровительной). Её суть состоит в снятии эмоционального напряжения, которое может быть вызвано самыми разными причинами (обида, унижение, болезнь и т. п.). Неслучайно психотерапевты прибегают к снятию стресса, провоцируя больных на нецензурную брань.

Четвёртая функция у матерщины может быть названа социально-объединительной. В далёкие времена эта функция объединяла людей социальных («подлых») низов, но с некоторых пор она стала, так сказать, надклассовой. Она объединяет людей самых разных классов – не только представителей рабоче-крестьянской массы, но и представителей буржуазии. Захватывает она и чрезвычайно широкие круги нашей интеллигенции. Привлекательность матерной лексики в этой функции состоит в том, что она выступает как средство, позволяющее сблизиться друг с другом самым разным людям. Очевидно, с помощью этой функции подростки внедряются в мир взрослых, а также и в мир своих сверстников. С её помощью они социализируются.

Пятая функция у матерной лексики является противоположностью предшествующей. Если предшествующая объединяет людей, то данная функция, напротив, их разобщает. Её можно назвать социально-разъединительной или бранной. В этой функции она позволяет людям дистанцироваться друг от друга, заявлять о своей независимости от кого-либо. Именно эту функцию имел в виду Владимир Даль в своём словаре. Он определял матерщину как «похабную, непристойно мерзкую брань».

В словаре «Пословицы русского народа» В. И. Даль приводит примеры «пристойной» брани (т. е. без матерщины):

Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту! В поле тебе лебеды, да в дом три беды! Чтоб тебе коров обдирать, да анбары покрывать, а в анбарах расколотого зерна не видать! Быть бы тебе дровосеком да топорища в глаза не видать; Чтоб тебе ни дна, ни покрышки! Чтоб тебе ежа против шерсти