— Ладно, в воронку не влетели, — вдруг абсолютно спокойно говорит Пирогов. — Продолжаем движение. Чего стоите, курсант Леонов? Вперед.
Съезжаем с дороги, громыхаем к ближним горкам, к заледенелым подъемам и спускам. Как тут пушки возить через эти Альпы? Мы ж не Суворовы. Глушим двигатель, вспоминаем инструкцию: на крутых подъемах и спусках нельзя переключать скорость — тягач теряет управление, беды не миновать. Перед нами подъем не крутой. Взобрался я на него потихоньку, на первой скорости. Пирогов вроде доволен. Велел разворачивать машину, скомандовал:
— Впереди крутой спуск. Ваши действия.
Ну, не могу я, когда надо мной кто-то нависает! Сразу теряюсь, все инструкции вылетают из головы! Сразу на все рычаги и педали рук-ног не хватает! Тягач то дернется, то встанет, то прыгнет. Кое-как съехал я с «крутого» спуска, передал рычаги Ванюше. Выслушал спокойное нравоучение Пирогова:
— В экстренных случаях должна сработать автоматика. Руки сами должны знать, что им делать. Этого я от вас и добиваюсь.
И так день за днем. Тот же спокойный голос: «Впереди — воронка», «Дорога обстреливается», «Крутой поворот», «Дорожный знак». И тормозим, и «обстрелы» проскакиваем, и знаки читаем. Пирогов все меньше и меньше зудит под ухом, а мы все больше наглеем и наглеем.
Иногда он и вовсе замолкает, давая нам волю. Тогда дело совсем налаживается. Третья скорость, четвертая. Пошел, голубчик! Дорога сама бросается под широкие, звонкие гусеницы. В ушах грохот, пахнет горячим маслом. Пирогов стучит пальцем по спидометру: потише, лихач. Э, пустое! «И какой русский не любит быстрой…»
— Кирпич! — кричит вдруг Пирогов.
Нет кирпича. Дорожный знак валяется в кювете. Резкий неожиданный поворот. Левый рычаг на себя, тягач послушно поворачивает тупой, как у кашалота, нос влево и резко ныряет под уклон. Тяну оба рычага на себя! Тягач не слушается, ползет вниз, буксует! Впереди — мосточек, под ним — речушка. Мама, помоги!
— Скорость! — опять кричит Пирогов. — Не тормозить!
Бросаю рычаги, жму на газ. Тягач рванулся вперед. Мелькнули перила моста! Проскочили…
Дорога выровнялась. Притормаживаю потихоньку. Вылезаем из кабины. Горячий чих-пых стоит на обочине. Пирогов, скользя, бежит к повороту, поднимает дорожный знак, зовет нас. Деревянный столб аккуратно спилен. На круге запрещающий знак — «кирпич».
Достаем лопату, лом, вкапываем знак на прежнее место. Теперь в гололед никто тут не поедет.
— Зачем спилили-то и кто? — недоумевает мой напарник Ваня Жуков.
— Недобитки, — зло проговорил Пирогов. — Ничего, добьем. Давайте домой, ребята. Жуков, за руль.
Ваня, водитель опытный, правит осторожно. Через мосточек, на горочку, на дорогу. Слушается его тягач. Пирогов доволен. Вот и крыши нашего городка. Въезжаем в парк, рулим на мойку. Народ уже в столовку топает. Слышна песня:
Весело поют мальчишки. Как не веселиться, когда ждут их щи, гречка с мясом и еще кисель! Нам нужно успеть переодеться, умыться. А завтра опять напяливать грязное, опять чистить свой чих-пых, чтобы опять месить снег и грязь по пригоркам. Замкнутый круг. Ваня шагает мрачный, о чем-то думает. Вздыхает:
— Сегодня он знак свалил, завтра пулю в спину всадит. А мы всё в войну играем. А нужно автоматы в руки и — вперед!
Куда вперед, товарищ Жуков? Мы же еще ничего не умеем.
В столовой старшина объявляет: завтра наша школа дежурная. После обеда всем отдыхать. Четыре часа спим, потом: «Школа, подъем!» Вскакиваем, одеваемся. Пирогов уже в казарме, при оружии, молчалив и серьезен. Он — начальник караула. Старшина раздает патроны. Мы ссыпаем их в шапку — красноватые, тяжелые, маслянистые семечки. Щелк, щелк, щелк — снарядили магазины. Построились. Пирогов проводит инструктаж: это нельзя, это не разрешается, это запрещено. Говорит, как стоять, как смотреть, как отвечать разводящему — короче, кратко пересказывает устав караульной службы. А вот и новенькое:
— Особенно бдительными быть в автопарке, возле орудий, у складов боеприпасов и горюче-смазочных материалов, а также на территории офицерского городка.
Построились, пошли, автоматы на плече, подсумок на боку. В караулке разместились. Первая смена, зарядив под присмотром разводящего оружие, потопала на посты, вторая будет их сменять, а пока сидит, автоматы под рукой. Третья смена спит. Не раздеваясь, только сняв сапоги. Через час Пирогов
