связи говорят не только в Москве. У нас в Ростове даже анекдот ходит: Ежов, мол, контролирует партию, жена контролирует Ежова, а писатель Бабель контролирует его жену. — Хлопнул Бабеля по голой коленке тяжелой пятерней, предостерег: — Высоко летаешь, Исак, смотри, не опали крылышки.
— Да ты что, Ефим? Я — так только, с краешку, — стал оправдываться Бабель. — И с Николай Иванычем мы друзья.
Опять поднял голову Заковский.
— Вы думаете, я сплю? Шиш вам. Я и во сне все слышу. Должность обязывает. Кстати, Бабелю не привыкать: он с Ягодой и Тухачевским делил Тимошку Пешкову и ни разу в ее прихожей не столкнулся ни с одним из них. Так что по части Хаютиной у него соперников нет: Колька Ежов только рад, что его жену кто-то ублажает.
— Жизнь пресна, если в нее не добавлять перцу, — широко раздвинул толстые губы в улыбке Исаак.
— Ты только не заглядывайся на жену командарма первого ранга Кулика, — сделав страшные глаза и погрозив пальцем, громким шепотом произнес Евдокимов и огляделся по сторонам с наигранным испугом. — Узнает Хозяин и прикажет насыпать тебе в штаны такого грузинского перцу, что всю жизнь чесаться будешь.
Все трое радостно заржали и потянулись к рюмкам.
Через несколько дней, окончательно протрезвев, Бабель писал своему приятелю: «В Москву прибыли Евдокимов и Заковский. Грядут события. Свободного времени нет. Почти все оно уходит на моих друзей, людей удивительных и настоящих революционеров. Расслабляемся по полной. Лишь под утро добираюсь до постели. В полдень уже будят. Писать совершенно некогда. Но едва они уедут, сяду за роман о чекистах…»
Глава 10
В сентябре тридцать шестого года старшего лейтенанта госбезопасности Артемия Дудника неожиданно перевели из Константиновки в Ростов-на-Дону, в Управление краевой госбезопасности. Но перед этим была поездка в Харьков по срочному вызову, где его наградили знаком «Почетный чекист». В представлении Артемия к награде было сказано, что он проявил себя знающим, инициативным и преданным партии большевиков чекистом, раскрывшим в Константиновке змеиный клубок украинских национал-фашистов, вредителей и террористов. Были отмечены и недостатки чекиста Дудника — ограниченность проникновения в сущность политических явлений и узость взгляда на различные аспекты террористически-подрывной деятельности врагов советской власти. Дудник, по мнению начальства, не полностью раскрыл шпионско-диверсионную сеть в Константиновке, не выявил всех рядовых агентов и исполнителей, поторопился с арестом руководящего ядра.
Знало бы начальство, что Дудник и не старался выявлять мелкую сошку, полагая, что без руководства эта сошка опасности для советской власти не представляет. Более того, покидая Константиновку, Дудник решительно изменил формулировки в характеристиках некоторых своих секретных сотрудников, как не представляющих для госбезопасности никакой ценности по причине неспособности контактировать с людьми, излишней доверчивости и моральной неустойчивости. Он выбрал именно такие психологические особенности для характеристики их характеров, которые не влекут за собою уголовного преследования, хотя главным было то, что их явно тяготила тайная деятельность, которую им навязали. Среди таких будто бы неспособных и бесполезных секретных сотрудников были учительница, врач, медсестра и два инженера. После чего папки с их делами были сданы в архив. Петр Стапанович Всеношный оказался одним из этих инженеров. Правда, никого из них Артемий не посвятил в произошедшие перемены в их судьбе, и они еще многие годы спустя все ждали со страхом вызова в отделение милиции, где помещался отдел госбезопасности.
Сдав дела своему приемнику, Дудник затолкал в чемодан бельишко, а что в него не поместилось, сунул в вещмешок, и вечером, ни с кем не простясь, сел на проходящий через Константиновку московский поезд и утром был в Ростове-на-Дону. В тот же день ближе к вечеру его принял новый начальник краевого УНКВД комиссар госбезопасности третьего ранга Генрих Самойлович Люшков.
— Садись, старший лейтенант, — глуховатым голосом произнес Люшков, выслушав рапорт Дудника, внимательно разглядывая его бесхитростное лицо и мальчишескую фигуру. Кивнув на лежащую перед ним серую папку, нахмурился, заговорил короткими фразами, четко отделяя слова друг от друга, как говорят иностранцы: — Твое личное дело. Ознакомился. Что ж, звезд с неба не хватаешь, но работать умеешь. Хвалю. Мне такие люди нужны. Предстоят большие дела. Враги пробрались во все щели и дыры, созданные подрывной деятельностью троцкистов и зиновьевцев. Нам предстоит выявить этих врагов и заткнуть эти щели и дыры преданными партии и товарищу Сталину чекистами… — И вдруг вопрос: — За что разжаловали из капитанов?
— Хотел вернуться на границу.
— Где служил?
— На Дальнем Востоке.
— Партии нужны преданные люди везде. В том числе и в госбезопаности. Надо служить там, куда посылает партия.
— Так точно, товарищ комиссар третьего ранга.
Люшков болезненно поморщился: ему не нравилось, когда слишком часто напоминали о том, что он всего лишь «третьего ранга», в то время как
