— Ты серьёзно думаешь, что можешь занять моё место?
Блэйд едва заметно пожал плечами, вздыхая. Сдавай он актерское мастерство, этот вздох явно потянул бы на «незачёт», слишком много наигранного пафоса прозвучало.
— Если честно, то — да, Хант. Я смогу это сделать. Скажу больше — ты сам уступишь мне своё место.
— Повторюсь — ты сошёл с ума.
— Да нет же.
— Ты не можешь ссылаться на Устав, Блэйд, потому что по Уставу такие, как ты, безродные плебеи, в нашем клубе могут быть только Жертвами. Ты победил, не стану отрицать очевидного. Это даёт тебе право уйти отсюда живым.
— И только-то? Как милостиво, ваша милость! — с сарказмом протянул Блэйд. — Когда я сяду на твоё место, первое, что я сделаю, перепишу этот ваш дурацкий закон.
По залу прокатился гомерический хохот.
Скрестив руки на груди, Блэйд улыбался с вызовом и чувством собственного превосходства.
— Здорово ты нас повеселил, — любезно сообщил Хант.
— Прежде чем Шабаш закончится, я повеселю вас ещё больше, — отозвался Блэйд.
Смех как-то сошёл на нет сам собой, как оседают пузырьки в игристом шампанском. Все в ожидании смотрела на Блэйда. В умении держать внимание ему отказаться трудно.
Держать интерес аудитории ему удавалось без труда.
— Скажи, дружище Хант, как сильно ты любишь нашу красавицу Эмму?
Хант нахмурился. Вопрос был ему ясен. А вот какой смысл задавать его ему явно было невдомёк.
— Способен ты променять удобное кресло Магистра, в котором так уютно помещается свой зад, на её драгоценную персону?
— Какой смысл в обмене, если и, то и другое при мне? — насмешливо протянул Хант.
И снова в бездонных, как подземелья, глазах Блэйда засветилась насмешка. Ядовитая, как укус змеи.
— Смысл на самом деле есть, Хант. Просто, видишь ли, ты не всё знаешь. Вернее, ты не знаешь самого главного. Девушка, стоявшая рядом с тобой, выглядит, как Эмма, говорит голосом Эммы, смотрит на мир её глазами. Но на самом деле она Эмма Дарк не больше чем я.
И снова лёгкий ропот недоумения прошёлся по рядам окруживших нас людей.
Я в этот момент испытывала чувство растерянности. Но, с другой стороны, пришло и ощущение огромного облечения. Больше не нужно было притворяться, лгать, изворачиваться, притворяться. Можно будет снова стать самой собой.
— Что ты несёшь?!
Голос Ханта вовсе не был таким безмятежным, как прежде.
Он, похоже, и в самом деле здорово запал на кузину Винтера? Впрочем, после его поступка разве могут быть в этом хоть малейшие сомнения?
— Я говорю, что в теле Эммы, Вейл, — с мягкостью кошки, решившей заиграть мышь до смерти, — находится душа совсем другой девушки.
— Неужели же ты думаешь, я куплюсь на такую низкопробную ложь?!
В самом гневе Ханта звучал страх.
— Купишься. Конечно, купишься. Ведь, несмотря на то, что я ненавижу тебя всеми фибрами моей души, ты далеко не дурак, Хант Пообщайся с девицей поближе и сам всё поймёшь. Огненная ведьма Эмма не имеет ничего общего с этой девочкой, занявшей её тело. По своему милой, но… ты же сам видел разницу? За настоящую Эмму в бою тебе не пришлось бы вступаться, верно? Настоящая Эмма была бойцом. И в постели она настоящий огонь, знающий, как получать и давать удовольствие. Ты уже имел удовольствие заценить разницу между тем, что было и тем, что стало?
— Заткнись!
— А, ну да. Ты же не веришь, что твоя драгоценная Чёрная Дама переспала, помимо тебя, со всем Институтом.
— Я сказал — заткнись!
— Вообще-то, мне плевать на то, что ты сказал. Но я не стану развивать эту тему, поскольку речь о другом. Если хочешь, чтобы я помог твоей драгоценной Эмме вернуться в это тело, тебе придётся обратиться ко мне. И я, возможно, соглашусь, но… в обмен на тот милый стульчик, на котором сидит ваша задница, ваша милость.
Хант с такой силой вцепился руками в подлокотники, что костяшки пальцев побелели.
Блэйд протянул с очередной усмешкой:
— Чем-то одним придётся пожертвовать. Либо властью. Либо девушкой. Выбор за тобой.
Он отвесил Ханту издевательски-низкий поклон. И, выпрямившись, растворился.
Словно чары спали с его исчезновением. Зал ожил, загомонил, зазвучал возбуждённо-возмущенными голосами.
А я стояла, словно в камень обращённая. Всё проходило не так, как я думала. Но, по-своему, всё было не менее ужасным, чем представлялось.
