представлена как символ как раз ассимиляции и противопоставлена фигуре Шолом-Алейхема как символу эмиграции и Теодору Герцлю как символу сионистского (то есть тоже эмиграционного – но на историческую родину) решения еврейского вопроса. В действительности концепция Дубнова сложнее, и мы попробуем её изложить чуть позже.
Пока же скажем, что довольно длинный квартал по Базарной от Белинского до Канатной представлен колоссальным разнообразием архитектурных стилей.
По нечётной стороне стоят торцом к улице неоштукатуренные трёхэтажные дома – элегантные, особенно по сравнению с бетонной девятиэтажкой между ними. На самом деле в момент строительства их не штукатурили из экономии, как не штукатурили и боковые стены многих других домов, хотя это и не полезно для одесских «влагонестойких» ракушечника и песчаника. Так что дома были для небогатых. Для любителей подробностей: дома относились к Когановским дешёвым квартирам, где проживание стоило в начале XX века до 4 рублей за две комнаты (sic!). За подробностями этого – типичного для Одессы – гуманитарного проекта отправляем в Интернет[430]. Заметим только, что среди 12 членов Комитета по управлению имуществом комплекса был и сам генерал-губернатор Новороссийский и Бессарабский Пауль Деметриус Августович (Павел Евстафьевич) Коцебу, и профессор Новороссийского университета Иван Михайлович Сеченов (см. Книга 2, глава 5) и уже знакомый нам (см. главу 5 настоящей книги) доктор Лев Семёнович Пинскер.
На месте завода имени Кирова[431] теперь построен комплекс «элитоэтажек»: три из них на 16 и одна – на 18 этажей. Ничего не скажешь: улица тихая, и море, и парк, и центр – всё близко. «По сумме баллов», наверное, одни из лучших домов в городе.
Далее по той же нечётной стороне – двух– и трёхэтажные жилые дома. Из них выделяется дом № 7 – один дворовой и два отдельных дома по «красной линии» Базарной. Это – смотрим «охранную табличку» – «ансамбль трёх жилых домов Мироненко». Среди жильцов Марк Яковлевич Рабинович – кандидат в члены «Общества вспомоществования евреям, земледельцам и ремесленникам Сирии и Палестины». О роли «Общества» в создании Израиля мы рассказали в гл. 5. А ещё в этом доме жила писатель Лидия Григорьевна Бать[432], специализировавшаяся на биографиях знаменитых личностей – от Нансена (1936) до актёра Щепкина (1972).
В № 17, построенном в стиле – ни больше ни меньше – североевропейского ренесанса, разместилось районное отделение Сбербанка Украины. Удивителен тройной портал перед входом в качественно отреставрированное здание. Если Вам посчастливится попасть на экскурсию по еврейской Одессе израильского экскурсовода (и, кстати, сотрудника дома-музея Бялика в Тель-Авиве) Зеева Волкова, он Вам расскажет, что этот портал – попытка воспроизвести портал Второго Храма в Иерусалиме. Дело в том, что в здании размещалось Еврейское ремесленное училище общества «Труд», о чём говорит мемориальная табличка на нём.
Мастерские училища позволяли учащимся не только на практике освоить разнообразные ремёсла (из них самым наукоёмким в то время было литейное дело), но и выполнять различные заказы для города. До сих пор на металлических лестницах старых домов можно увидеть надписи «общ. «ТРУДЪ» Одесса». Вершина деятельности мастерских – чугунные чаши фонтана в нижней части памятника Пушкину. Доходы училища позволили ему разрастись от Канатной до Белинского. За подробностями традиционно отсылаем в Интернет[433].
После революции училище преобразовали в машиностроительный техникум, а мастерские – в инструментальный заводик при нём. Наш дедушка Илья Владимирович[434] возглавлял его плановый отдел. По семейной легенде, однажды он проспал и опоздал на работу, что могло грозить даже арестом – дело было перед самой войной, когда трудовое законодательство существенно ужесточили [435]. К счастью, плановый отдел был на первом этаже и окна выходили на Базарную, так что дедушка смог предупредить коллег и они придумали благовидный предлог его отсутствия.
После освобождения Одессы на базе заводика создан завод фрезерных станков имени Кирова, ныне уничтоженный. Практически по Жванецкому: «Что это был за стоматолог. Как он мне спас этот зуб. Нет, потом его пришлось удалить, но сначала он его спас!»
Мы ещё помним памятник Кирову на улице Кирова у завода имени Кирова. Если жить (и выжить) в эпоху перемен, многое можно вспомнить.
Возвращаемся к Семёну Марковичу. Из своей 81-летней жизни, трагически законченной в одной из первых акций по уничтожению Рижского гетто[436], в Одессе Семён Маркович прожил всего 13 лет – с 1890-го по 1903-й. Но это важнейший период его жизни: тогда окончательно сформировался его взгляд на еврейскую историю. Причина в фантастической интенсивности еврейской интеллектуальной жизни Одессы в то время. Если на Малой Арнаутской, № 9, у Бялика велись в большей степени споры литературные, то в квартире Дубнова в скромном (10 окон по фасаду) двухэтажном доме на Базарной, № 12, в жарких спорах решался «еврейский вопрос». Будущий первый мэр Тель-Авива Дизенгоф считал, что решение только в воссоздании Еврейского государства в Палестине – естественно для участника 5-го (1901-й) и 6-го (1903-й) сионистских конгрессов. Преуспевшие в интеграции в российское общество специалисты (врачи, юристы и проч.) ратовали за ассимиляцию. Примером могла служить Западная Европа, где, начиная с Великой Французской революции, процесс политической и культурной ассимиляции евреев стремительно нарастал.
Дубнов глубоко изучил историю еврейского народа. В результате в Одессе вышло несколько его ключевых работ: историко-философский этюд «Что такое еврейская история» (1893)[437], «Учебник еврейской истории» (1–3 тт., 1898–1901), первый том его «Всеобщей истории евреев» (1901) – отдельное трёхтомное издание вышло уже в Санкт-Петербурге, куда Дубнов переехал впоследствии. Всю свою долгую жизнь[438] Семён Маркович неустанно публиковал труды по той же теме. В 1914-м вышла книга «Новейшая история еврейского
