По следам литераторов. Кое-что за Одессу

что у него не остаётся денег на оплату обучения. В 1874-м отчислен (а поступил в 1870-м, когда родился самый знаменитый выпускник – экстерн – юрфака этого университета…), далее продолжается финансирование народовольцев[467], участие в пропагандистских кружках, «мягкий» приговор в «процессе 193-х» – высылка в родное имение[468].

Лизогуб «не успокаивается на достигнутом» – решает все деньги передать на революционное движение, а сам поучаствовать в организации кружков террористического направления. Конечно, террор народовольцев, направленный на представителей власти, был не чета нынешнему, но невинные люди страдали тоже – см. рассказ о Степане Халтурине в главе 6. Принципиально, конечно, что нынче жертвами террора становятся совсем случайные люди. Хотя и современные террористы вполне могут объяснить, чем их не устраивают их жертвы.

Как бы то ни было, при вполне либеральном Александре II Лизогуб со товарищи задержан в Одессе 1879–07–25, а уже 5-го августа пятёрке народовольцев, включая Лизогуба, вынесен смертный приговор[469]. Казнь Лизогуба вместе с двумя другими «смертниками» – Чубаровым и Давиденко – состоялась 10-го августа в Одессе, остальные двое казнены 11-го в Николаеве. Улица Олеши – до неё мы скоро доберёмся – в советское время носила имя Лизогуба. Мы, однако не помним, чтобы даже в советское время на доме была мемориальная доска Лизогубу. Улица Лизогуба была – а мемориальной доски на доме, где он жил, не было.

Зато у Багрицкого – «полный комплект»: есть и улица, и мемориальная доска. Забавно, что улица – недалеко от первого из районов массовой застройки 1960-х годов, находящегося на Юго-Западе Одессы: напомним, что первый сборник Багрицкого, вышедший в 1928-м в Москве в издательстве «ЗиФ», назван «Юго-Запад»[470]. На доме № 40 большая мемориальная доска сообщает: в этом доме с 1895-го по 1900-й год жил «русский советский поэт Эдуард Георгиевич Багрицкий». Поскольку родился он как раз в 1895-м, очевидно, что Базарную он покинул в пятилетнем возрасте.

Это обстоятельство, а также тот факт, что в 1922-м году у Багрицкого и его жены Лидии Густавовны Суок[471] родился сын Всеволод (один из замечательных молодых поэтов, погибших на фронтах Великой Отечественной), позволили сделать исключение в политике мемориальных досок. На доме № 3 по Дальницкой улице, где родился Всеволод, в сентябре 2015-го года открыли мемориальную доску, посвящённую отцу и сыну поэтам Багрицким. Из этого дома на Дальницкой семья переехала в Москву. И опять «маленькая забавная подробность» – параллельно Дальницкой идёт улица Бабеля. Были попытки вернуть ей имя «Виноградная» – но, к счастью, неокончательные. К сожалению, улицу Шолом-Алейхема окончательно переименовали в Мясоедовскую[472], так что из литераторов, о которых мы более-менее подробно рассказывали либо расскажем, не представлены в названиях улиц либо переулков Кирсанов, Шукшин, Бялик, Фруг, Черниховский и, увы, нынче также Шолом-Алейхем. Самый пострадавший – Кирсанов[473]: в честь остальных названо немало улиц (Шукшина – в России и Казахстане; остальных – в Израиле, конечно).

Как «великий русский художник Исаак Левитан», «русский советский поэт Эдуард Георгиевич Багрицкий» родился в бедной еврейской семье Годеля Мошковича Дзюбана и Иды Абрамовны Шапиро. Строго говоря, семья «мелкобуржуазная»: отец был приказчиком и даже – короткое время – владельцем магазина[474]. В год рождения будущего поэта отцу было уже 37, матери 24. Учился юный Дзюбан с 10 до 15 лет (то есть с 1905-го по 1910-й) в училище Святого Павла[475], потом – если верить Википедии – два года в Реальном училище Валериана Антоновича Жуковского на Херсонской, № 26. С другой стороны, в рассказе о реальном училище Жуковского[476] сообщается, что Эдя Дзюбан учился в нём как раз в 1905–1906-м годах и исключён за неуспеваемость. Впрочем, писал это соученик Багрицкого Даниил Николаевич Деснер 60 лет спустя; мог что-то в датах перепутать. Неоспоримый факт, что основатель училища Жуковский одновременно преподавал географию в училище Святого Павла. Самый знаменитый из многих заметных выпускников училища Святого Павла – будущий наркомвоенмор Лев Троцкий – так описал его в своей биографии: «Географа Жуковского боялись, как огня. Он резал школьников, как автоматическая мясорубка. Во время уроков Жуковский требовал какой-то совершенно несбыточной тишины. Нередко, оборвав рассказ ученика, он настораживался с видом хищника, который прислушивается к звуку отдаленной опасности. Все знали, что это значит: нужно не шевелиться и по возможности не дышать». При этом замечательно, во-первых, использование Троцким оборота «автоматическая мясорубка» в мемуарах, опубликованных в 1929–1930-м годах. Во-вторых, если вспомнить, как боялись самого Троцкого четверть века спустя, то эта оценка им учителя просто забавна.

Жуковский жил на углу Сеченова и Княжеской в доме, который построил… М. Г. Рейнгерц. Так что в конце XXI века он не мог построить дом на Гимназической, № 21, а вот дом Ремесленного училища общества «Труд» в конце XIX – мог (см. главу 8 и начало этой главы).

Вернёмся к Дзюбану (псевдоним «Багрицкий» утвердился только в 1915-м). В училище Жуковского он прославился как наблюдательный и быстрый карикатурист, и, соответственно, оформитель рукописного училищного журнала с элегическим названием «Дни нашей жизни». Тогда же появился первый псевдоним – Дези – первые буквы фамилии плюс «и» для благозвучия. После «РУВЖ»[477] Эля Дзюбан идёт ещё и в школу землемеров: родители очень хотели, чтобы он освоил «настоящую» профессию. Одновременно в 1913-м он начинает печататься – благо в Одессе, как мы упоминали, была масса альманахов, газет и всяческих литературных сборников.

Вначале всё довольно подражательно, «обкатываются» и стиль, и псевдонимы (из них забавнейший – «Нина Воскресенская»; возможно, успех мистификации Елизаветы Ивановны Дмитриевой при участии Максимиллиана Александровича Волошина – «Черубины де Габриак» – хочется повторить в