этом делании, возможно, есть немножко правды; что часть верующих в это все-таки верит, а этого должно быть достаточно, и они не имеют права их разочаровать. Поэтому они продолжают служить… Если бы они смогли осознать все немыслимое, непредставимое величие такого служения! Вот падре Пио, он это знал.
2. В восточно-христианской традиции
Однако в восточно-христианской традиции эти столь особенные понятия пространства и времени никогда не утрачивали своего смысла. Серьезные исследования показали, что крупнейшие богословы первых веков христианской эры всегда помнили и вполне осознавали, что при служении литургии они переживают настоящую тайну, таинство. Я приведу вам здесь всего один пример, из святого Иоанна Хризостома. Святитель Иоанн Златоуст, как его еще называют, жил в IV веке. Он был епископом Антиохийским, затем патриархом Константинопольским. Это был великий проповедник и оратор (отсюда и прозвище Златоуста), но также один из величайших богословов и учителей Церкви. Ему принадлежат, среди прочего, прекраснейшие гомилии о «непознаваемости» Бога. Именно он написал текст литургии, которую чаще всего служат сегодня во всех православных и католических церквях византийского обряда во всем мире: и по-гречески, и по-славянски, и по-сербски, и по-румынски и т. д. Так что он будет, конечно, для нас образцовым представителем восточно-христианской традиции.
В то время, конечно, естественным образом многие христиане были неофитами, недавно обратившимися в христианство язычниками. Поэтому в одной из своих проповедей он пытается им показать, как жертва Христова превосходит собой все языческие жертвоприношения. Доказательством, что языческие жертвоприношения ничего не стоят, говорит он, служит то, что их жрецам приходится воспроизводить их снова и снова. И тут ему приходит мысль, что многие могут ведь повернуть этот аргумент и против христианства: ведь и там литургия повторяется снова и снова.
Но нет, говорит он, ведь Христос умер за нас один-единственный раз. «И это все та же жертва, приносимая нами, не так, что сегодня мы приносим одну, а завтра другую». Ответ этот наполняется смыслом лишь в том случае, если понятие «той же» жертвы мы воспримем буквально, не как образное выражение, а как реальный факт. То есть не так, что на разных литургиях приносятся схожие между собой жертвы, а так, что действительно есть лишь одна-единственная жертва, к которой мы присоединяемся в разные моменты времени. Святитель Иоанн продолжает и далее развивать свою мысль, соединив категории пространства и времени: «Повсеместно лишь один Христос, целиком присутствующий и здесь, и там, одно-единственное тело. И хотя одно и то же тело приносится в жертву в разных местах, при том это все же одна и та же жертва. Это та жертва, которую мы приносим и сейчас»[220].
Итак, вы видите теперь, что я не преувеличивал. Каждое служение литургии будет не приношением еще одной жертвы, а прорывом, сквозь всю толщу пространства и времени, к одной-единственной и неизменной Крестной Христовой жертве.
Эта традиция, постепенно утраченная Западом еще в Средние века, сохранилась в целости и сохранности в православии. Хотя в XII веке некоторые и соблазнились новой интерпретацией: что в евхаристическом таинстве Христос обновляет собственную жертву телом и кровью «в идее и в образе». Но Константинопольский собор 1557 года отверг такую точку зрения. Но самое интересное здесь – это по каким мотивам такое мне ние было признано ложным: «[поддерживающие это] привносят идею, будто речь идет еще о какой-то жертве, помимо той, что была принесена изначально»[221].
То же богословие, в образах
Уже с XI века в православии уделяется пристальное внимание иконографической теме, что свидетельствует о том, насколько сильно весь народ осознал особую связь между литургической жертвой и пространством и временем. Речь идет об иконографическом сюжете причащения апостолов. Икону или мозаичное изображение этой сцены обычно помещают в глубине апсиды, за алтарем, или же над центральными вратами иконостаса, перед которыми проходит причастие. В центре этой сцены изображен жертвенник кубической формы, в соответствии с византийской традицией. Христа изображают одетым в литургические одеяния священника, служащего литургию. На самом деле Он оказывается изображенным даже два раза, по обе стороны от алтаря. По одну сторону Он отдает Себя причащающимся верующим в виде хлеба, а по другую сторону – в виде вина. Апостолы подходят к Нему двумя группами по шесть человек в каждой. Первую группу возглавляет св. апостол Петр, а вторую – св. апостол Павел.
Но ведь на первом причащении, учрежденном Христом в Великий Четверг, на Тайной Вечере, св. апостола Павла еще не было! Но все дело в том, что в реальности есть всего одно-единственное причащение, всегда одно и то же, просто мы призваны в нем участвовать в разные моменты времени[222]. Еще одним ключом к пониманию тайны будет тема Божественной литургии [223]. Ее изображение обычно помещают в основании купола. Христа изображают предстоятелем, совершающим литургию на небесах, в окружении ангелов, прислуживающих Ему, как дьяконы. Поэтому в литургических книгах, в тех местах, где говорится, что каждый чин должен делать во время служения литургии, говорится иногда: «Тут дьякон должен сделать то или это», или же: «Тут ангел должен сделать…». Это то же литургическое служение, которое совершается во времени, в той или иной конкретной церкви, и «в то же время», если можно так выразиться, и на небесах, за пределами времени.
Воспоминание о будущем
На этом этапе время уже не в счет. Христос помянул Свою смерть и воскресение еще до того, как все совершилось; а православные церкви уже сейчас поминают Его второе пришествие в конце времен. В этой молитве, в которой Церковь благодарно «вспоминает» все дары, полученные от Бога, она
