мистикам порой удавалось причаститься прямо у себя, не выходя за порог. Это называется «причастием на расстоянии».
К феномену Терезы Нойманн я еще вернусь ниже. Пока же будет достаточно сказать, что она была великим мистиком и жила не в какую-то далекую и поросшую легендами эпоху, а в самый разгар ХХ века: 1898-1962. Мы знаем, что для нее ежедневное причащение постепенно стало жизненной необходимостью. День без причастия сразу оборачивался полным упадком всех жизненных сил, сбоем организма. У нее уже успели заметить одну странность. В тот момент, когда священник собирался ее причастить, освященная облатка выскальзывала у него из пальцев и исчезала у Терезы во рту, так что она ее при этом даже не проглатывала[230]. Но вот вам еще более удивительный случай:
«Однажды настал такой день, как о том рассказывают профессор Вутц и другие свидетели, когда Тереза не смогла пойти к причастию. Профессор Вутц служил в тот день литургию в церкви у себя в Эйштатте. В тот момент, когда он причащал прихожан, одна из только что освященных им облаток исчезла. В тот же самый момент Тереза, мысленно участвовавшая в этой литургии, получила причастие у себя в Коннерсрейте. Но, как поясняет автор этого рассказа, в этом событии нет ничего необычного для человека, действительно верящего в тайну евхаристии».[231]
Вот еще один случай, произошедший с великим квебекским мистиком Аурелией Кауэтт, умершей в 1905. Жизнь ее с самого детства была наполнена чудесами. Здесь свидетелями события стали два священника: священник, служивший литургию, и сослуживший ему кюре. Священник подготовил к службе алтарь и был полностью уверен в том, что приготовил только две облатки, поскольку кроме них двоих никто больше не собирался причащаться. Но в ходе литургии, еще до момента освящения, священник вдруг с удивлением обнаружил, что облаток стало три. А в момент причащения их снова было две. Когда же он спросил об этом позже Аурелию, то она подтвердила то, о чем он и сам уже начал догадываться. «Она верила, что в самом деле участвовала в той литургии, которую я тогда служил, и получила святое причастие, хотя и не видела руки, которая ей его преподала» [232].
Ну а теперь нам нужно сделать еще один шаг вперед. Все, о чем мы только что говорили, лишь готовило нас к еще более фантастической тайне. И тут вы снова увидите, что я ничего не придумываю. Я буду просто цитировать. И нужно читать эти цитаты так, как есть, не пытаясь втиснуть их смысл в рамки «рациональной» мысли. И тогда мы увидим, что подлинная суть этой тайны нашим мистикам всегда была известна.
4. Мы тело Христово
Мы уже видели, что в таинствах никто из людей не удален от Тела Христова ни в пространстве, ни во времени. Это уже настоящая фантастика! Но христианская вера идет тут еще дальше. Любой человек сам уже будет Телом Христовым, в том смысле, что, говоря словами блаженного Августина, принимая причастие, мы принимаем то, чем мы уже являемся.
Апостол Павел в своих посланиях не раз говорит о том, что мы Тело Христово[233]. В первую очередь, он говорит это о христианах. Но постепенно, под влиянием пережитого им мистического опыта, горизонт его видения расширяется и к концу жизни эта мысль распространяется им уже на все Творение, на всю тварь. Таким гимном начинается Послание к Колоссянам[234]. Речь в нем идет о Христе:
«…ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, – все Им и для Него создано;
и Он есть прежде всего, и все Им стоит.»
Я не буду мучить вас здесь техническими интерпретациями этого необычного текста. Как всегда почти, чисто экзегетические аргументы оказываются в конечном итоге вторичными. Их обычно приводят, чтобы показать, что выбранную точку зрения можно защитить, исходя из словаря и грамматики той эпохи и т. д. Но при этом, по большому счету, выбор в пользу той или иной интерпретации делается на самом деле совсем по другим причинам, скорее философским, богословским и мистическим[235].
С точки зрения словаря, использования лексики и т. д., оказывается, что разными способами авторы, как католики, так и протестанты, доказали, что единственно возможным здесь смыслом будет самый сильный, самый безумный, самый сумасшедший. А такие технические аргументы довольно сильны, в этом я вас уверяю. Но для такого безумия их уже, конечно, не хватает. Когда апостол Павел говорит: «Вы Тело Христово», это звучит почти также сильно, как слова Христа на Тайной Вечере: «Это Тело Мое…».
Да и сам апостол Павел прослеживает связь с тайной присутствия Тела Христова в хлебе и вине: «Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело, ибо все причащаемся от одного хлеба»[236].
А в другом послании он связывает это с крещением. Не забывайте, что в греческом языке слово, которым мы сегодня обозначаем крещение, еще не было связано с таинством. Это слово обыденного языка, означающее «погружать». Первые крещения, как Крещение Христа на реке Иордан, и как крещения в православной церкви, сохранившей эту традицию по сегодняшний день, производились погружением в воду. «Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса, все вы, во Христа крестившиеся (т. е. погруженные), во Христа облеклись. Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»[237].
Мы все погружены в одного и того же Христа. Мы едим одно и то же тело Христово. Мы все теперь одно во Христе.
Затем, к концу жизни, горизонт его мысли расширяется еще больше. Апостол Павел пережил удивительный опыт. Он был «вознесен» на седьмое небо, в теле или вне тела, он не знал точно, об этом знает Бог. И после этого отождествление с Телом Христовым распространяется им уже не только на христиан.
