камеры. Меня не покидало ощущение, что мы с ним встречались в недавнем прошлом, однако я не мог понять, когда и где.
«Квартет кретинов» упомянул, что он приехал сегодня утром, и утром же здесь развернули мониторную для предотвращения побега. Подобная очередность событий наводила на мысль, что инициатива исходила как раз от майора Гэбстона, который, словно сорока на хвосте, принес в лагерь Легиона вести о моем скором прибытии в Эль-Вафру. По крайней мере, иного объяснения такой спешке с дополнительным наблюдением я попросту не видел. Но тогда получалось, что Гэбстон имеет какое-то отношение к моему заказчику.
Какое?
Возможно, нас продал Жук, который в нашей цепочке из трех звеньев выглядит самым слабым. Я практически не сомневался, что, если ему в рот вставят пистолет и взведут курок, он с радостью поделится со стрелком любой информацией. Другое дело, что я даже близко не представлял, как Гэбстон мог выйти на связного. Он появлялся, чтобы передать послание, и тут же буквально растворялся в воздухе. В общем, как обычно, – вопросов куча, а ответов – кот наплакал.
Когда я вернулся в ночлежку и, прокравшись к койке, плюхнулся на нее, была еще глубокая ночь. Я зажмурился, надеясь, что накопившаяся усталость позволит мне заснуть, однако я был, похоже, слишком возбужден. Мысли бурлили в голове, словно лава в жерле просыпающегося вулкана. Я вертел воображаемую модель тюрьмы и так, и этак, как ребенок – любимую игрушку; то любовался ею с расстояния, то «разгуливал» по мрачным коридорам втайне от воображаемых надзирателей и неутомимых камер, висящих чуть ли не на каждом углу. Теперь я пытался продумать внутренний маршрут. Это оказалось проще простого, поскольку камер в Эль-Вафрской тюрьме было всего двадцать и нужная мне пятая находилась, разумеется, на первом этаже. Однако тут же возникал еще один вопрос: каким образом мне открыть дверь? Там ведь определенно не шпингалет, не засов, а полноценный замок, пусть наверняка не слишком сложный (все-таки Кувейт), но возиться с ним все равно некогда. По-хорошему, я должен выключить свет, войти внутрь, добраться до двери, открыть ее, взять Джеральда и уйти, потратив на все перечисленные действия минуту, максимум – две. Впрочем, если мне не удастся отвлечь их внимание какой-либо диверсией, то и этих двух минут у меня не будет. Ну и с самим отключением света все было не так просто: у них вполне может стоять аварийный генератор или иная подобная штуковина, припасенная как раз для подобных случаев.
– Сэм? – внезапно послышался заговорщицкий шепот.
Я повернул голову и увидел чудесные глаза Марины. Девушка лежала и с сонной полуулыбкой смотрела на меня.
– Ты чего не спишь? – спросила она, едва шевеля губами.
– Да я только проснулся, – соврал я.
– Я просыпалась пару часов назад, но тебя не было… – заметила Марина.
Щурясь, она пыталась рассмотреть меня в полумраке комнаты.
– Я отходил… по весьма деликатному вопросу, – сказал я и обезоруживающе улыбнулся.
Она тихо прыснула.
– И где здесь, кстати, можно… решить весьма деликатный вопрос? – сквозь смех спросила Марина.
– Мне чуть попроще, я просто наружу вышел, за угол свернул, ну и…
– Может, покажешь? – спросила девушка.
Я хотел отшутиться, но по ее взгляду понял – она действительно хочет, чтобы я спустился вместе с ней. Видимо, ей было страшно идти одной.
– Хорошо… – неуверенно пробормотал я. – Пошли, конечно…
Мы поднялись с наших коек почти синхронно, чуть не столкнувшись лбами. Она смущенно улыбнулась, и я ответил ей тем же. Так странно – годами ты убиваешь людей и не имеешь личной жизни, а потом оказываешься рядом с симпатичной девушкой и чувствуешь себя полным кретином. Не понимаешь, что говорить, а что нет. Не знаешь, что вообще с ней делать, но она притягивает тебя, будто магнитом.
Когда спускались, Марина протянула руку и сжала мою ладонь в своей. Я от неожиданности вздрогнул. Мне тут же вспомнился наш первый подобный момент единения – в грузовике, полном беженцев, когда мы сидели и смотрели, как чертов гранатометчик Синдиката разносит из «мухи» последнюю машину в колонне. Тогда лишь мое своевременное вмешательство спасло нас от участи несчастных раненых солдат, с которыми прихвостни Эдварда расправились столь безжалостно и низко.
Удивительно, конечно, что никто из сидящих в кузове беженцев так меня и не сдал. Да, они не любят американцев, да, я их спас, но, черт возьми, когда кто-то с четырех выстрелов убивает четырех человек, ты вряд ли захочешь и дальше находиться рядом с подобной «машиной для убийства».
Хотя и сдавать такого, честно говоря, весьма опасно – страшно даже представить, что он может сделать с предателем!..
Снаружи не было и намека на вожделенную предутреннюю прохладу. Находясь в подобной духоте, невольно начинаешь скучать по холодным русским зимам, когда даже дома ты вынужден кутаться в старый отцовский тулуп, чтобы не замерзнуть.
Марина без лишних слов увлекла меня за собой в проулок, да я, честно сказать, не особо-то и сопротивлялся. Миновав светлый участок, мы нырнули в темноту, и девушка, резко развернувшись, притянула меня к себе и поцеловала в губы. Я буквально остолбенел и даже на поцелуй ответил не сразу – растерялся, как школьник на первом свидании. Однако стоило отдаться воле чувств, и страсть мгновенно вскружила мне голову. Все погрузилось в розовый туман, и потому события последующей четверти часа я помнил лишь урывками.
