Ромашов подумал, что приказ Бокия так или иначе все равно придется исполнять. И пока нет соседа, нужно этим заняться.
Этот неизвестный, который подобрал детей, мог не пешком пойти, а уехать на извозчике или на такси. Таксистов проверить просто – в таксопарках точно скажут, кто именно работал в ту ночь. С извозчиками будет сложнее… Кстати, если неизвестный в самом деле не унес детей, а увез, он мог отправиться с ними невесть куда, на любую окраину Москвы, в Коломенское, в Сокольники…
В Сокольники, черт их бы их подрал, эти ненавистные Сокольники!
Ромашов выругался, потом взялся за телефон и обзвонил все пятьдесят с лишним отделений московской милиции, задавая один и тот же вопрос и получая один и тот же ответ – нет. Никто ничего не знал и не слышал.
Ну что ж, решил Ромашов, теперь следует пойти от обратного. Предположим, детей в самом деле подкинули на ступеньки детдома или роддома, а тамошнее начальство по какой-то причине не сообщило в милицию. Скажем, по обыкновенной халатности. В детдоме детей просто приняли, в роддоме – тоже, а потом закрутились и забыли сообщить о них куда следует.
Представить такое было сложно, однако это хоть как-то объясняло загадочное исчезновение новорожденных. Однако Ромашову не раз приходила мысль и о том, что у Грозы мог оказаться какой-то знакомый, как-то верный друг, которому тот и поручил своих детей, чтобы их надежно скрыли… Однако искать этого друга было тем же самым, что искать иголку в стоге сена.
Гоня от себя мысль, что этими безумными поисками неизвестного друга неизвестно где, возможно, все же придется заниматься, Ромашов взял лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и принялся писать, заглядывая в справочник:
И так далее, пока не составил список всех родильных домов Москвы.
Потом Ромашов взялся за детские дома. Их оказалось в столице тридцать шесть. Да, если попытаться все их обойти, это займет кучу времени… Можно, конечно, обзвонить, однако работники роддомов – это вам не милиционеры, они и соврут – недорого возьмут!
Ромашов нахмурился, размышляя. Ближайшие к Сретенскому бульвару роддома – вот этот, записанный самый первым, на улице Бакунина, а еще – имени Грауэрмана, на Большой Молчановке, 5/3. Он находился недалеко от того дома, где жил Ромашов на улице Воровского. Можно будет сегодня, возвращаясь с работы, зайти туда и спросить, не подкидывали ли к ним двоих новорожденных детей.
Детей Грозы…
В апреле Николай Александрович объявил, что пора переезжать на дачу. Она находилась в Сокольниках, и
Сам Николай Александрович, Лиза, Павел и Гроза поместились в пролетке. Лиза держала на коленях завязанную платком корзинку с котом Тимофеем. Он никаких хлопот не доставлял: влез в корзинку, свернулся клубком, уснул и проснулся только в Сокольниках.
Переезд на дачу влетел Трапезникову в изрядную копеечку. Только чтобы довезти от Трубной площади до Сухаревской – за какие-то полторы версты[38] с небольшим! – извозчики теперь просили десять рублей, то есть поездка в Сокольники – почти восемь верст! – вышла бы совершенно разорительной. Однако этот извозчик оказался знакомым еще с прежних времен – согласился поехать за тридцать рублей. Ну и ломовик еще свое запросил…
Впрочем, Николай Александрович не жаловался. Судя по всему, был он человек довольно зажиточный благодаря своей профессии, которая называлась совершенно диковинно: психотерапевт-консультант.
– Помню, когда побывал я в молодые годы в Италии, – с улыбкой рассказывал Николай Александрович, – узнал, что существует там некая профессия, называемая консолатриче, а по-русски говоря – утешительница[39]. Занимаются этим делом обычно почтенные женщины, имеющие большой жизненный опыт. Они выслушают несчастного влюбленного, или покинутую жену, или ничтожного бедняка, или тяжелобольного – и воистину утешат этого человека разговорами о том, что в мире множество людей еще несчастней его, приведут тому кучу примеров, а потом раскинут карты, да так ловко, что впереди у этого человека непременно окажется счастье и удача, а также отличное здоровье. Добиваются отличных результатов, несмотря на то что всего-навсего слушают страдальца и утешают его. Вот и мою профессию можно к тому же свести: я тоже своего рода утешитель! За добрый, умный совет и утешение люди готовы заплатить немало. На гонорары и живем!
Переезд назначили на Лазареву субботу, 14 апреля (ныне ставшее 27-м), чтобы провести Вербное воскресенье на даче, да там и Пасху встретить.
