понятие как долг.
II. – История одной любви. – Всем известно, что мужчина по своей природе склонен соблазнять женщину: всегда, при любых условиях и как можно чаще, а если он этого не делает, значит либо в характере его имеется некоторый «изъян», либо не хватает должного обаяния, либо нет той безграничной половой силы, которая в этом тонком деле ставит все точки над i, тогда как, напротив, при наличии всех трех условий трудно сыскать женщину, которая не хотела бы в глубине души быть соблазненной, даже зная наверное, что она – всего лишь очередной клиент из длинной очереди.
В жизни, однако, зачастую случается так, что мужчина, даже не обладая ни одним из названных признаков классического Дон Жуана, все же пытается играть его роль, разумеется, в той малой степени, которая отведена ему жизнью и судьбой, то есть он соблазняет женщину и живет с нею на правах мужа или партнера, а делает он это очень просто и хитро: поскольку у него нет неотразимого, как стихия, соединения солнечной потенции и солнечного же обаяния, он искусно заменяет их страстной и скучной влюбленностью, а потом и со временем вечной супружеской любовью.
И женщина как существо благодарное, но и, конечно, под воздействием обстоятельств – лучшего кавалера рядом нет, а жить надо, любить надо, рожать надо – отвечает нашему несостоявшемуся Дон-Жуану некоторой взаимностью, – и вот такие мужчина и женщина живут как муж и жена или как любовники, но, поскольку мужчина по-настоящему не любил женщину, а точнее, любил ее как ту, которая просто оказалась на его пути, то есть по сути, как это часто бывает в жизни, он сам себе внушил эту любовь, чтобы с ее помощью соблазнить женщину, то рано или поздно обман обнаруживается, – и наступает развод или разрыв.
И почему-то с досадной уверенностью кажется, что в тот момент, цельно или эпизодически, явно или тайно, с нижеописанными или сходными подробностями разыгрывается между ними одна и та же сцена, а именно: она смотрит на него все еще не равнодушным и уж тем более не злобным и мстительным, а как бы потерянным и почти ошарашенным взглядом, и прорывается в нем – тихо и безбольно, точно созревший гнойник – та последняя и страшная пристальность, которая, кажется, ищет и не может найти то, за что же, собственно, она его полюбила, а он ощущает в этот момент странную неприязнь, какую испытывают обычно, когда вам заглядывают в газету.
III. – На Западе без перемен. – Любовь и секс, действительно, совершенно разные вещи, и если любовь пытается сексуальные энергии поставить на службу предпочтения той или иной персоне противоположного пола, готова идти на этом пути до конца и останавливается разве что перед полным иссяканием полового влечения – потому как что же еще может разрушить великую любовь? – да и то не всегда, – то секс, напротив, зиждется на полном подчинении личного начала сексуальному, так что мужчина и женщина практически добровольно поступают в услужение собственным эротическим энергиям со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Поскольку же любая энергия всегда и без исключения создает вокруг себя некое магнитное поле, в котором все действующие лица располагаются в строго определенном порядке, как шахматные фигуры на доске, и еще немного в силу тайного стыда за предпочтение Высшего Низшему, – постольку отличительным жестом таких отношений является некоторая танцевально-пластическая, эротически-доминантная и все-таки чисто по-человечески глубоко неудовлетворительная дистанция: поэтому, например, в Мюнхене на швабинговском бульваре южные мужчины держатся обычно на некотором расстоянии от своих спутниц, как бы желая подчеркнуть самодовлеющую независимость солнечной своей потенции и как бы в назидание слепившимся в трогательных объятиях парочкам.
И вот, задумавшись над этим поучительным явлением, невольно так и смотришь по инерции им вслед до тех пор, пока кто-то нечаянно не толкнет вас в спину.
Родное и близкоеI. (Бабье лето). – Иные женщины в возрасте и особенно русские, свободные или разочарованные семейной жизнью, встречая понравившегося им мужчину, очень часто сразу, не колеблясь и без кокетства, идут с ним в постель, – и сексуальность, которую они при этом излучают, далеко превосходит сексуальность молодых девочек: но не потому, что жизнь сделала их опытней и изощренней, а потому, что они, опьяненные сознанием, что жизнь проходит и нужно успеть взять у нее то, что она им так или иначе предназначила, вкладывают в случайный и мимолетный интимный акт всю драгоценную сердцевину женской природы, а это и есть именно тайное и полное слияние человеческой любви и половой заинтересованности, – а вот окажется ли мужчина достойным их самого великого дара, или даже его не заметит, или над ним надругается, – не играет для них особой роли.
Они в этот момент бескорыстны, как мать-природа.
II. (Наше главное сокровище). – Только в эмиграции, заполучив наконец-то после долгих лет наблюдения и внутреннего созревания драгоценную возможность «сравнить и сделать вывод», вы, внимательно присматриваясь к русским девушкам или женщинам, начинаете вдруг замечать, что светлая и просторная, как классический русский пейзаж, красота, сквозящая в их глазах, не целиком и полностью и по образу и подобию молока с водой (как у западных женщин) соединяется в них с их бессмертным практическим смыслом, но, являя собой скорее незаконченную конфигурацию воды и плавающего в нем нерастворимого масла, как раз и ответственна за своего рода сознательную или даже невинную провокацию, о которой могут «спеть песню» многие, слишком многие иноземные мужья наших русских женщин: она (то есть бескорыстная, все и вся пленяющая славянская красота) поначалу забирает в плен западного мужчину – так древние монголы захватывали в плен жителей других народов – но потом, когда на сцену повседневной жизни является практическая хватка светлоглазой красавицы – а она является с печальной неизбежностью Смерти в
