средневековых уличных театральных сценках – то, выглядя в первый момент нежданным и незваным, как татарин, гостем, она постепенно и в геометрической пропорции набирает силу и ужас, напоминая вскочившего на лошадь хищника, – и страшный финал, ожидающий лошадь (она в данном случае символизирует якобы беззащитную красоту русской женщины, а также нежность и доверие к ней мужчины)… впрочем, справедливости ради следует заметить, что практическая хватка «нашего главного сокровища» все-таки по размерам и аппетиту скорее сродни домашнему хомячку, а это только плюс для любой женщины, потому что лишь те человеческие достоинства – и в особенности женские – мы безоговорочно заключаем в свое сердце, которые состоят в отдаленном и тайном родстве с природой животных, напротив, любые так называемые «божественные» качества людей – и в особенности женщин – вызывают наше врожденное недоверие.
III. (Пренебрежение ритмом времени). – Обычно западные мужчина и женщина сходятся лишь в определенное время и при определенных обстоятельствах, так что, случись им встретиться слишком рано или слишком поздно, они, быть может, прошли бы друг мимо друга как обыкновенные прохожие, – но если, с другой стороны, те же мужчина и женщина, раз встретившись, не сумели сблизиться, то это значит, что они не сблизились бы никогда и ни при каких условиях, – и только русские женщины как будто способны сохранять чувство любви и готовность вступить в брак на протяжении десятилетий: не за это ли их так ценят во всем мире? правда, такая идеальная любовь почти всегда держится на славе мужчины, но нельзя же иметь бочку меда без ложки дегтя!
IV. (Женщина для жизни). – Есть женщины, в которых эротическое и человеческое начала пребывают в таком совершенном равновесии, что сами они напоминают сонных и сытых хищников, бесцельно расхаживающих в своих клетках (зоопарка), но не дай бог, это равновесие нарушится и проснется зверский сексуальный аппетит, – на таких женщин приятно часами любоваться, но с ними опасно жить! есть также женщины, в чьих глазах ясно читается безумный интерес к половому началу, при этом их тело зачастую худое и непропорциональное: такое впечатление, будто неугасимый огонь страсти, никогда не оставляющий в покое их душу, вынужден питаться скудными и сырыми дровами, и никакая мужская любовь, кажется, не в состоянии его насытить, – за такими женщинами еще интересней наблюдать, а жить с ними еще опасней! есть кроме того женщины, у которых ни в лице, ни в теле нет и йоты эротического обаяния, хотя они, как правило, всегда в сопровождении неплохо выглядящих мужчин и коляски с двумя или тремя детьми, – на таких женщин вообще не хочется смотреть, потому что тайна их семейного благополучия заключается не в них самих, а исключительно в их супругах, и тайна эта, увы, слишком прозрачна и скучна! и наконец есть очень редкие женщины, чье тело почти совершенно, но именно не до конца, а едва уловимая дисгармония целиком и полностью идет на пользу их эротическому обаянию, при этом в глазах такой женщины никогда не бывает и следа испепеляющей страсти или даже сексуальной жадности, хотя и полного равнодушия к половой жизни они (глаза) тоже не знают и знать не хотят, – и как же легко дышится вблизи таких женщин! и как же они напоминают не тех прирученных хищников, что рано или поздно все равно срываются на своих дрессировщиков, а тех загадочных тигров в единственном в мире буддийском монастыре, которые никогда еще ни на кого не напали, которые питаются как будто даже часто немясной пищей и чье агрессивное поведение уже даже невозможно представить! и вот на таких женщин можно не только всю жизнь любоваться, но еще лучше прожить с ними всю жизнь.
Хотелось бы думать, что таких женщин больше всего среди нашего брата, но утверждать подобное, основываясь только на собственном личном опыте, не могу, просто не имею права, а хотелось бы.
V. (Идя по узкой тропе над обрывом). – Думаю, что со мной согласится большинство мужчин: нет ничего в мире сексуальней замкнутой, внутренне одинокой, молчаливой и всегда кажущейся необъяснимо печальной – на грани психической депрессии – женщины, способной однако, будучи уже замужем или имея постоянного партнера, вдруг мгновенно, без колебаний, искренне и страстно, без какого-либо кокетства отдаться тому или иному понравившемуся ей постороннему мужчине, – причем она делает это так, как будто она его ждала целую жизнь, как будто он ей предназначен судьбой и как будто грешок ее элементарного адюльтера по весомости своей приближается к самому великому и загадочному первородному греху.
Потом такая женщина как ни в чем ни бывало отдаляется и от соблазненного ею и ее соблазнившего мужчины, и от содеянного греха, и от себя самой, его свершившей, становясь на определенное время прежней и верной супругой, – однако, и это очень важно, ее сексуальная власть над мужем или партнером, даже узнавшими об измене – быть может еще и поэтому – только усиливается, а поскольку случившееся однажды склонно случаться снова и снова, то этот закрутившийся «круговорот измен и возвращений на круги своя», если им начинает интересоваться искусство, заканчивается обычно убийством или самоубийством, в жизни же может продолжаться до бесконечности, то есть до того естественного предела, когда участники его либо сопьются, либо начисто потеряют свою сексуальную привлекательность, либо просто заболеют и умрут.
Однако самое интересное здесь именно эта глубочайшая раздвоенность личности периодически изменяющей женщины, которая, если принять ее (раздвоенность) всерьез, означает практически полную независимость друг от друга живущей в ней на равных правах верной жены и страстной любовницы, – вплоть до того, что одна знать не хочет о другой, перед ней не отчитывается и не чувствует в отношении ее никакой вины: надо ли говорить, что по этой обоюдоострой грани в понимании и художественном оформлении образа русской женщины всю жизнь шел Достоевский? что у истоков его (образа) лежат, быть может, те самые знаменитые древние элевсинские мистерии, где, по преданию, грань между женщиной вполне святой и полностью развратной стиралась начисто? и что, действительно, если бы перед суммарным мужским созидательным гением была поставлена задача создать образ абсолютно соблазнительной женщины – как эллины или художники Возрождения создавали свои идеалы женской красоты – то он (гений), наверное,
