— Отпусти ее. Это единственный способ.
— Может быть, но ты точно этого не знаешь, ведь так?
— Нет, — согласился Клинт. — Почему же жизнь такая ебнутая-то?
Тогда заговорила Энджела.
— Есть плохие времена и хорошие времена, — сказала она. — Плохие времена и хорошие. Все остальное — просто дерьмо в амбаре.
— Я думала, что это меня займет, хотя бы до четверга, но… — Эви рассмеялась, звук, напоминающий звон колокольчиков. — Я забыла, как быстро люди могут шевелиться, когда на что-то настроились.
— А как же, — сказала Микаэла. — Вспомни Манхэттенский проект.[386]
В то прекрасное утро в восемь часов утра по Западной Лавин проехала кавалькада из шести машин, за ними тлела тюрьма, словно не затушенная сигара в пепельнице. Кавалькада свернула на Болл-Хилл-Роуд. Патрульный автомобиль номер два возглавлял процессию с медленно вращающимися проблесковыми маячками. За рулем был Фрэнк. Клинт находился в кресле напарника. За ними сидела Эви Блэк, именно там, где она и сидела после того, как Лила ее арестовала. Тогда она была полуобнаженной. На обратном пути она была одета в коричневую робу, которые носили заключенные Дулингского исправительного учреждения.
— Как мы объясним все это полиции штата, я не знаю, — сказал Фрэнк. — Много погибших, много раненых.
— Сейчас они по самую макушку погружены в Аврору, — сказал Клинт, — и, наверняка, половина из них даже не появляется на рабочих местах. Когда все женщины вернутся —
У них за спиной, Эви, — тихо произнесла:
— А матерей. Жен. Дочерей. Как вы думаете, кто убирает поля сражений после того, как замолкает оружие?
Патрульный автомобиль номер два остановился около дороги, ведущей к трейлеру Трумэна Мейвейзера, где еще трепыхались желтые ленты место преступления. Другие транспортные средства — две полицейские машины, два легковых автомобиля, и пикап Карсона Струтерса — подъехали за ними.
— Что теперь? — Спросил Клинт.
— Теперь посмотрим, — сказала Эви. — Если только один из этих людей не передумает и, в конце концов, не пристрелит меня, то есть.
— Этого не произойдет, — ответил Клинт, будучи не так в этом уверен, как произносил.
Двери захлопнулись. На данный момент трио в патрульный автомобиле номер два сидело на своих местах.
— Расскажи мне кое-что, Эви, — попросил Фрэнк. — Если ты просто эмиссар, кто отвечает за это родео? Какая-то… я не знаю … жизненная сила? Или это Большая Мать Земля нажала на перезагрузку?
— Ты имеешь в виду Великую Лесби на небе? — Спросила Эви. — Коротконогое, тяжеловесное божество в брючном костюме и практичной обуви? Разве не этот образ возникает в голове большинства мужчин, когда они думают, что женщина пытается самостоятельно управлять своей жизнью?
— Я не знаю. — Фрэнк чувствовал себя вялым, уставшим. Он скучал по дочери. Он скучал даже по Элейн. Он не знал, что случилось с его гневом. Как будто его карман прорвался, и он выпал где-то по дороге. — А что приходит тебе на ум, когда ты думаешь о мужчинах, умница хренова?
— Оружие, — сказала она. — Клинт, здесь отсутствуют дверные ручки.
— Не позволяй этому остановить тебя, — сказал он.
Она не позволила. Одна из задних дверей открылась, и Эви Блэк вышла. Клинт и Фрэнк присоединились к ней, по одному с каждой стороны, и Клинту вспомнились библейские занятия, которые он был вынужден посещать в каком-то приемном доме: Иисус на кресте, с неверующим плохишом с одной стороны и хорошим вором с другой — тем, кто, по словам умирающего Мессии, вскоре воссоединится с ним в раю. Клинт вспомнил, что подумал, что бедолага, вероятно, устроит по случаю своего условно-досрочного освобождения прекрасный ужин.
— Я не знаю, какая сила прислала меня сюда, — сказала она. — Я знаю только, что я была призвана, и…
— Ты пришла, — закончил за неё Клинт.
— Да. А теперь я возвращаюсь.
— Что делать
Эви повернулась к нему, и она больше не улыбалась.
— Вы будете делать работу, уготованную, как правило, для женщин. Вы будете ждать. — Она вдохнула полной грудью. — О, воздух пахнет свежестью после этой тюрьмы.
Она прошла мимо людей, как будто их там и не было, и взяла Энджелу за плечи. Энджела посмотрела на нее сияющими глазами.
— Ты молодец, — сказала Эви, — и я благодарю тебя от всего сердца.
Энджела выпалила:
