символическими (формальными, синтаксическими) средствами, «привело к идее, что мы можем думать о всех человеческих когнитивных операциях в терминах манипулирования символами подходящей системы представлений. Одним из воплощений этой идеи является использование таких понятий, как “язык мышления” Говоря исторически, именно эта идеология символической логики помогла вдохновить первоначальное развитие электронных компьютеров. Их всеобщее распространение и важность их роли в свою очередь содействовали представлению обо всех когнитивных операциях как манипуляциях с соответствующими символическими представлениями. А компьютеры действительно выполняют в электронных или механических терминах операции, которые ранее выполнялись только сознательными направленными действиями человеческого ума. Технология искусственного интеллекта – это попытка все шире и шире распространить сферу таких когнитивных операций, которые могут быть переданы компьютерам» [99]. В этих условиях остро встал вопрос о том, может ли для структур эстетического мышления найден эквивалент в пространстве искусственного интеллекта. Параллельно с развитием символической логики шло и формирование эстетического символизма, именно эти структуры поставили метафизическую проблему генезиса возможности символизма вообще.
В современных исследованиях сходства между познавательной деятельностью и развитием компьютерных технологий, феномена конвергентности вообще нетрудно увидеть черты того, что русский писатель называл научным аристократизмом, хотя в философии, как подчеркивал Кант, не принято говорить аристократическим тоном. Первые шаги конвергентного мышления сделаны, возможно, пифагорейцами, усматривавшими в числах много сходного с тем, что есть, что рождается. Мы ведь сами рождены абсолютно конвергентным образом. О каком сходстве в случае компьютерных операций идет речь – об «истине, похожей на ложь» (Данте), или здесь имеются в виду какие-то иные элементы сходства? Властна ли компьютерная программа как произведение мысли над реальностью, ведь она всего лишь программа «механического бога». Все части робота двигаются, а осмысленного выражения нет. Наша мысль, как и «мысль» робота, расположена на энном числе точек: человек говорит, а робот понимает, что человек говорит, какой духовный приказ он ему дает. Мысль существует в голове человека, но существует ли она и в устройстве робота, возможно ли ее параллельное существование, а если возможно, то как, – этого не знает ни один программист, ни один философ, нам закрыты пути к установке дополнительного расширения для просмотра страниц «механизм – свобода». Можем ли переводить эмоциональные состояния робота в состояния мысли, задавать их числом? Можно ли назвать робот субстанцией, то есть тем, что не имеет никакого другого носителя, кроме самого себя? Координация движений робота есть координация многих элементов, содержащая в себе такие вещи, которые мы не можем возместить никакой мыслью, никакой программой. Человек не может включить в такую координацию выдуманный из головы элемент. Мы можем иметь ее лишь как событие в движении, которое завязывает многие нити, – именно в библиотеке движения (а не в нас, не в нашем голом рассудке) они завязываются так, что робот однажды сможет создать внутреннюю модель самого себя, хотя движение, которое он совершает, невозможно совершить только чистой логикой, выполнить его можно лишь неким приказом, идущим от нас.
Утонченность и благородство мысли, ориентированной на изучение предельных состояний технологического восхождения цивилизации, его последствий для человека, мысли, таящей двусмысленность Зазеркалья инкарнации всего, что видим на экране компьютера, который демонстрирует одновременно вездесущность и невидимость, сокрытость и раскрытость, – все эти свойства мысли сопряжены и с разыгрыванием в лицах текста взаимодействия свободных искусств и наук, текста сознания, ориентированного на гармоничную интеграцию техноструктур в окружающую среду, с изысканностью эмерджентной мысли, ее изяществом, с ее озарениями и прозрениями, с создаваемыми в конвергентном мышлении захватывающими образами и символами, что уже само по себе переводит проблематику осмысления технологического мышления и произведения в эстетический регистр – этот отрезок метафизического диапазона. Эстетика есть «художества мудрость» (Гомер), состояние окрепшей души истины, откровение смысла и впечатление от него, переживание его исполненности, недоступной никакому мимесису, и подсказки эстетического созерцания, чувство научной красоты, инстинкт гармонии крайне важны при построении конвергентного суждения. Размышляя об эстетических критериях, которые играют существенную роль при формировании суждений, Р. Пенроуз, разработавший теорию квантового нейрокомпьютинга, считает, что «можно смело утверждать, что в искусстве эстетические критерии имеют первостепенное значение. Эстетика в искусстве – это сложнейший предмет, изучению которого философ посвящает иной раз всю свою жизнь. Можно было утверждать, что в математике, да и в науке вообще, такие критерии скорее второстепенны, а главным критерием всегда является
