Но наши представления нам даны и перед нами раскрыты. Познавать их, значит познавать их смысл, то есть через них познавать являющееся в них живое. В самих представлениях, как таковых, раз уж они даны, познавать больше нечего. Каждый цвет, каждый звук экономны, они даны во всей распростертости своей природы и углубленно постигать их, — значит вслушиваться в их тайный смысл. Поэтому, собственно, задача познания вселенной свелась к тому, чтобы уразуметь значение слова «мы».
17. Смотри: мы не забываем изначального замысла философии, — всеведения, — и даже подвинулись в направлении к нему: все рассуждения до сих пор были весьма просты и их скорее назовут скучными за изложение общепонятных вещей, чем будут искать в них ошибки. А между тем, мы узнали, что тайна вселенной — в слове «мы», и уразумение этого слова есть ключ всеведения.
18. И очень удачно мы поделили вселенную на живое и неживое. Если начинать с деления ее на дух и материю, или на материю и энергию, нет ручательства, что все охвачено. Но, разделив на два противоречащих понятия, мы потом исследовали каждое из них и пришли к известному современному противопоставлению личности и вещи. Мы только подчеркнули в мире личности слово «мы», без которого замкнут был бы дальнейший путь исследования и мы вновь осуждены были бы на бесплодную рациональную диалектику — на этот раз над понятиями личности и вещи.
19. Эти рассуждения о символичности материи, этот наш метафизический символизм не нужно смешивать с символизмом поэтов. Я вовсе не хотел здесь сказать, что «все преходящее есть только символ», что «материальный мир есть символ неких иных вечных миров». Наши рассуждения до сих пор не давали права на такие выводы. Метафизический символизм значит много меньше: что каждое движение материи есть символ душевного движения какого- либо существа — не где-либо в вечности существующего, а здесь, с нами, и не каких-либо его высочайших стремлений, но и самых низменных. И даже более того, как раз высочайшие-то стремления и не имеют полных символов в этой материи. В то время, как низшие стремления, вроде желания уничтожить противника и т. п. являются в наиболее богатых символах — в разнообразных сильных движениях, глубочайшие размышления и иные высокие переживания внешне символизируются разного вода недвижностью. Иначе говоря, наши рассуждения пока дают нам право лишь на имманентный природе, а не на трансцендентный ей символизм. И потому, говоря о символичности материи, я имею в виду не трансцендентный символизм символистов, а имманентный символизм, основание которому положил Джордж Беркли. Этого мыслителя, по невниманию к его взглядам оклеветали, как чистого иллюзиониста; на самом же деле его учение есть монадологический символизм. Он первый употребил выражения «чувственная символика», но на это не обратили внимания. Разумеется, в выражении «имманентный символизм» следует иметь в виду не имманентность субъекту, но — миру субъектов. Значит, что в символах, мы познаем друг друга, а не что-либо вне нас находящееся.
20. Вернемся к прерванной цепи размышлений. Итак, в движениях тел познаются действия монад, а в направлениях движения познаются их стремления*. Тела же движутся всегда внутри пространства, одно относительно другого, и своими движениями знаменуют стремления монад относительно друг друга. Поэтому чувственный мир есть как бы график душевной жизни монад. Оси координат — это априорное в созерцании, т. е. пространство; цвета — это кривые. И как график одного и того же процесса, например, изменения температуры, может очень отличаться по виду в зависимости от того, построен ли он в прямоугольных, полярных или иных координатах, но смысл его один и тот же, — так и картины мира могут быть различны у разных монад, но поскольку в этих картинах являются одни и те же монады, смысл одинаков. И как график температур не имеет никакого сходства с самими температурами, кроме условной аналогии, так и видимый мир не имеет сходства с миром жизни.
* Примечание: Эта поправка сделана автором.
В видимых вещах познается не подлинная природа монад, а их подлинные отношения. Поэтому можно сказать, обобщая предшествовавшие рассуждения, что мир тел есть символ или явление мира монад, а движения тел суть символы отношений монад.
Глава 5. Представление
1. Сущее разделяется пред нашим взором на монады и их чувственные символы, причем первые даны нам в понятиях, а вторые суть представления. Теперь нужно отдельно исследовать понятия и представления, и начать удобнее с последних, чтобы подвигаться вовнутрь. Представления суть единства ощущений, поэтому для полного исследования представлений надо исследовать все ощущения. Однако по преимуществу мы будем исследовать зрительные образы, так как они дают нам восприятие пространства, к которому мы относим все опущения.
2. Наблюдение показывает, что мы имеем два рода представлений: видимые материальные вещи и образы воображения. И вещи и образы протяженны, т. е. находятся в пространстве. Правда, многим кажется, что есть два рода пространства: действительное, в котором находятся вещи, и воображаемые, где располагаются образы, создаваемые фантазией.
Но легко видеть ошибочность подобного мнения. И материальные вещи и образы воображения на самом деле располагаются в одном и том же пространстве.
