образ.
9. Согласно подобному воззрению не только пространство априорно, т. е. обусловлено особенностью творческой деятельности субъекта, но и наполняющие пространства цвета. А (perferiori), т. е. исключительно из внешнего опыта, дается только фигура, т. е. расположение цветов, которое обусловлено внешним бытием, а именно волями других монад. Значит и восприятие есть не только восприятие в буквальном смысле слова, но и творчество, подобное творчеству воображения. Акт представления относится к представлению, как творческая сила к продукту. И действительные и воображаемые вещи образуют один видимый мир. Творчество действительных вещей, как вынужденное, удобно назвать пассивным, а творчество воображаемого — активным. Пассивная сила дает некоторое знание, действие же ее совершается бессознательно; наоборот, в активной силе мы усматриваем действие, знание же обретаем не столь яркое.
10. Рассмотрим теперь, что же такое пространство само по себе, в отличие от цветов, и каково его отношение к тому, что его наполняет.
11. Мы не можем созерцать пустого пространства. Правда, мы можем представить его наполненным некоторым однородным содержанием, например, как темноту или туман. Но даже созерцание однородного пространства можно лишь потому, что мы помним о существовании других цветов, т. е. других наполнений пространства. Про человека, от роду не видавшего света, нельзя сказать, что он во тьме. Это значит, что мы не знаем пространства, как некоторого поля действия цветосозидающей силы. Пространство неотделимо от этой силы, и потому можно сказать, что пространство собственно и есть цветоносная или цветосозидающая сила.
12. Расположение цветов, образующее вещи, обусловливается отношениями чужих монад. Так как выбор цветов не зависит от нас, то, очевидно, что он тоже как-то обуславливается чужой жизнью. Ученые доказали, что частицы тел, издающие самый яркий белый цвет, находятся в состоянии быстрого движения; остальным цветам, составляющим белый цвет, соответствуют меньшие скорости колебаний. Так как движение знаменует в чувственной символике стремление, то, очевидно, что большему оживлению соответствуют яркие цвета, меньшему — темные. Когда чужая жизнь вовсе не воздействует на нас, мы говорим, что созерцаем беспросветную тьму, которая есть просто голая возможность созерцания, бездействующая сила или отсутствие силы. Когда же цветосозидающая сила возбуждается к пассивному творчеству другими монадами, все интенсивнее просветляется ее тьма и творится восходящая гамма цветов от мрака до солнечного блеска. Впрочем, это одна из возможных картин цветной символики, навеянная атомистической физикой; не придавай ей значения. Таких теорий можно построить немало. Очень изящное построение дал Гёте, и уже менее проникновенна гипотеза его последователя в этой области — Шопенгауэра, лишившего гетевскую теорию ее тонкости и низведшему ее в область медицины. Нам важно лишь основное положение о цветах, как символах, творимых монадой неведомо откуда данной ей силой.
На полях: проверить. Дело не в яркости и тьме, а в концах спектра (красный быстрее всего?).
13. Особенно важно то, что мы не можем выдумать ни одного нового цвета. Мы можем распоряжаться только теми цветами, которые нам даются. Источник, откуда они приходят, нам неведом. Свойства его загадочны: с одной стороны наше воображение может воздвигать пред нами какие угодно цветные образы, может распоряжаться как хочет теми цветами, которые даны ему во власть, но не может создать нового цвета. Конечно, мыслимы другие цвета, кроме семи цветов спектра, но они могут быть открыты, а не выдуманы. При этом у всех нас, насколько показывает весь доселешний опыт, одна гамма цветов. Правда, многим она дана не во всех составных элементах, но во всяком случае не наблюдалось совершенно разнородных, непереводимых друг на друга цветных рядов. Конечно, я не могу заглянуть в чужую среду и сравнить ее цвета с моими, но я могу сказать, что если символы различны, то все же по крайней мере системы символики у монад общие, хотя у некоторых, например, у дальтонистов, и недостает отдельных символов. Для объяснения одинаковости систем символики у разных монад можно предположить следующую теорию. Существует некоторый источник всех возможностей, как бы единый резервуар или батарея сил. Это совокупность всех могуществ, всех потенций, или всемогущество omnipotentia. Еще иначе выражаясь, это средоточие всех энергий, оживляющих монады, некий … энергион. Исходя из этого источника, символотворческие силы бьют из монад живыми ключами и немедленно свертываются или замерзают, образуя вещи; а в других терминах, энергии как бы сгущаются в материальные вещи. Вещи эти суть достояние памяти. Да и вообще существование вещей обусловлено памятью, т. к. утверждение силы длится лишь одно мгновение. Память — это, так сказать, тьма внешняя, в которой застывают представления. Без всеохраняющей памяти, которой помогает воображение, невозможно было бы узнавание вещей. Об этом можно было бы распространиться побольше, но, во-первых, к тому еще будет случай в будущем, а во-вторых, подобное исследование не имеет значения для нашего спасения, потому лучше не будем вдаваться в особенные подробности.
Теперь же нам нужно перейти к исследованию понятия. Но предварительно скажу несколько слов в свое оправдание по поводу одного возможного недоразумения. Ты можешь спросить, почему я полагаю, что сред столько же, сколько монад, а не одна вселенская чувственная среда, как думают известнейшие современные мыслители. Ты скажешь, что в этом может быть усмотрен устарелый субъективный идеализм. Но субъективного идеализма здесь нет, раз признается объективная реальность монад. Хотя мне кажется, что усмотрение символичности материи и тождества активного и пассивного пространства удовлетворительно разъясняет дело, однако впоследствии, в конце этого размышления я обещаю вернуться к этому вопросу и прошу у тебя позволения пока продолжать размышления, потому что, как было указано выше … то или иное решение вопроса не окажет влияния на ход мысли. Точно также хорошо будет отложить и обстоятельное обоснование теории единого мирового источника сил или Энергиона, так как она хорошо уясняется