символами стремлений монад. В защиту второго решения можно выдвинуть ряд важных положений.
11. Прежде всего, вполне мыслимо подыскание смысла для всякого движения материи. Каждая монада имеет силы, но иные имеют их много, другие — мало. В животном и растительном мире даны монады довольно совершенные, обладающие целым рядом сил; поэтому вполне мыслимы существа менее совершенные, чем животные и растения и обладающие весьма немногими силами. Если есть основание, наблюдая движение клетки, постулировать существование монады клетки, то нет причин не истолковывать движения, частиц материи, входящих в состав этой клетки. А так как те же элементы, которые составляют клетку, находятся и во всей природе, то можно и вообще частицы материи считать символами монад.
12. Когда мы имеем дело с живыми существами, мы считаем доказанным существование чужой жизни, подыскав более или менее вероятное значение для наблюдаемых движений живых тел; эти значения суть лишь догадки по аналогии, не претендующие на непогрешимость. Но, как мы только что видели, это условие выполнимо и по отношению к неживой материи. Значит, одушевленность этой последней по крайней мере так же достоверна, как и одушевленность любого человека или животного.
13. Об этом хорошо писал профессор А. И. Введенский в своей книге о законе чужого одушевления (прочесть эту книгу и цитировать самый закон). Он показал, что чужое одушевление вообще не может быть предметом научного доказательства и что мы имеем совершенно одинаковое право приписывать или отвергать одушевленность в отношении любого предмета. Рационального доказательства здесь не может быть. Признание чужого одушевления зиждется на положении «мы существуем»; и как по мере роста симпатии ко всему живому, понятие «мы» охватывает все живое, так и все неживое, т. е. все представления соответственно той же силой симпатии и проникновения истолковываются как символ жизни.
14. Итак, нет никаких препятствий видеть во всей материи символы некоторой жизни, и потому можно сказать, что материя символична. Впрочем тебе видно, конечно, что если бы даже жизнь камней и т. д. и не была признана, это не повлияло бы на дальнейшие рассуждения, как в алгебре существование мнимых величин не отменяет правил о действиях над радикалами.
15. Символичность есть одно из трех свойств материи. Первое существенное свойство ее, как указал Декарт, есть протяженность. Если отнять от материи протяженность, она станет невозможна. Второй существенный признак материи, указанный еще Беркли и разъясненный Кантом, состоит в том, что она есть чей-нибудь объект. Если отнять от материи это свойство, она станет немыслима. Она должна быть объектом хотя бы того, кто ее мыслит. Третий и последний существенный признак материи есть символичность: стоит отнять от нее символичность, и она будет не нужна. Способность созерцания материи потому-то и ценна для живых существ, что она дает им возможность получать надежное руководство поступками через созерцание движений.
Мы видим, что камень хочет упасть, что лев намеревается прыгнуть, что поток стремится в долину и так направляем свои тела, чтобы согласовать их с этими путями стихийных стремлений природы. Напр., мы видим, что лев намеревается прыгнуть, и так направляем свое тело, чтобы оно не стало на пути льва.
16. Оглянемся на пройденный нами путь мысли. Увидев бесплодность попыток рационального построения вселенной, мы обратились к наблюдению фактов. В рациональной физиологии даже понятия «я» не удалось построить. Но тем не менее, она не только ложна, ибо в отношении каждой монады, взятой в отдельности и независимо от других, все выводы рациональной физиологии верны. Такова вообще рациональная дедукция: она не может быть неверна, она только неполна, ибо действительность богаче ее. Неверной же она становится, если пытаются покрыть те области, которые по существу лежат за ее пределами. Итак, разубедившись в рациональной физиологии, мы стали всматриваться в понятие вселенной. Сначала мы разделили вселенную на две области: живое и неживое.
Неживое
Живое
Потом внутри живого пометили маленькое зерно «мы» — первоначально в том значении, которое дано нам в самом условии философствования, как «мы с тобой», –
Неживое
Живое
мы
потом оно стало шириться и охватило все живое. А с неживым поступили так: сначала выделили в нем ясную и определенную область сред, как бы окружив кольцом живое:
Неживое — среды Неживое — не-среды
Живое
мы
А потом вовсе вычеркнули область неограниченной возможности не-сред, заменив понятие неживое понятием «наши представления».
Неживое
Живое
мы
Наши представления
