А) № управляет действиями монад а, b, с, но не целиком, а лишь отчасти, магически воздействуя на них. Кроме того, она постигает их в интуиции в меру их подобия ей, обогащая свой характер и свою память их опытом.
В) Монады а, b, c постигают в интуиции универсалию №, тем самым постигают ее характер и память. Они постольку отожествляются (…) с ней, поскольку исполняют ее волю, т. е. не противятся ее магическому влиянию, предоставляя себя ее действию и тем настраиваясь в соответствии с ее настроениями.
32. Это учение хорошо объясняет отношения рода и особей, объясняет родовую память, передачу в поколениях инстинктов и некоторые другие явления, вместо бездушного эманатизма или теории преобразования, вводя понятие живого взаимодействия универсалии и особей.
33. Я сказал, что универсалия более совершенна, чем индивиды рода. Следует точнее уяснить понятие совершенства. Монада есть центр сил. Сам центр нам неведом и может быть открываем только методом последовательного вычитания. Следовательно, говоря о большем или меньшем совершенстве монады, мы имеем в виду обладаемые ею силы, а не центр. Каждая новая сила знания открывает монаде новые миры монад, а соответствующая ей сила действия дает возможность действовать в них. Силы могут различаться по степени и по существу. Силы одного и того же рода различаются по интенсивности; силы же разных родов отличаются объемом возможного знания и возможного действия. Чем больше знает и чем больше может монада, тем она совершеннее.
34. Пусть монада А действует на монаду В. Эта последняя может противопоставить насилию свое усилие (…). Но предположим, что А совершеннее В и действует на В такой силой, которой В не обладает и потому не может ей противопоставить ничего. Тогда эта сила монады А не будет опознаваться монадой В как насилие, потому что последнее опознается как таковое именно потому, что соотносительно усилию (…). Следовательно, если высшая монада действует на низшую с такой силой, которой последняя не имеет, то низшая может не знать о том, что она влияема другой монадой. Действуя несвободно, то есть не на основании своей природы (…) она будет считать себя действующей по своему свободному произволению.
35. Вообще говоря, реальными причинами бывают только силы (…). Силы суть причины и обратно. Поэтому, кроме выше данного деления сил (…) и в дополнение к нему, силы как причины могут быть делимы на два класса; силы магического воздействия монады на монаду и силы творчества чувственной символики, или проще: силы магические и силы символические (…). И те и другие активны. Каждый род сил образует восходящий ряд со все увеличивающимся объемом могущества и знания. Однако это два ряда, так как объекты действия в них коренным образом различаются. Этим двум рядам активных сил соответствуют два ряда пассивных (схема), которые тоже надо полагать восходящими. Пусть монада А столкнулась с монадой В. В магическом ряду она интуитивно опознает чужое насилие и свое усилие. Из этого знания должен вытечь план дальнейших действий, причем в расчет должны быть приняты и другие монады, которые в настоящее время не насилуют монады А. Для этого символическая пара сил дает монаде график состояния монад, действующих силами той же ступени. Так получается восходящий ряд планов телесности, в котором материя является только протяженной, поскольку мы с ней не имеем дела, и протяженно-непроницаемой, поскольку мы входим в столкновение с некоторыми из являющихся в символике монад. Этому ряду соответствует восходящий ряд, планов магических и интуитивных сил монад. Каждая монада — это чистая психическая жизнь; это развертывающаяся во времени цепь сменяющихся желаний и созерцаний и сопровождающих их чувств радости и страдания — бесцветная незримая цепь, как бы бледная нить, нерв душевный, протянутый из прошлого в будущее. Мир — это сплетшийся пук таких нервов, каждое взаимосоприкосновение которых рождает ужасающие страдания, а одна угроза прикосновения производит то многоцветное, многозвучное, тяжелое, что мы называем внешним миром.
Глава 11. Проблема материи
1. Изложенные рассуждения разъяснили смысл наблюдаемой нами картины мира, показав, что наивное чувственное миропонимание должно быть отменено и заменено умопостигаемым. Для более основательного усвоения нового мировоззрения я, рискуя повторяться, вернусь к учению о представлении и устраню некоторые возможные недоразумения, о которых было упомянуто выше (…). Они могут быть выражены в такой форме: каждая ли монада имеет свою особую среду, или много монад могут иметь одну общую?
2. Этому же самому вопросу нередко придавали иную форму. Именно, спрашивали так: таковы ли вещи на самом деле, какими они нам являются? Ясно, что говорящий подобные слова употребляет слово «вещь» в двух разных значениях: во-первых, в смысле представления, и, во-вторых, в смысле некоторой независимой сущности, свойства которой представление более или менее точно передает. Поскольку вопросу придается такая постановка, он может считаться исчерпывающе решенным установлением символичности представления по отношению к транссубъективной жизни. Ведь, независимо от философских построений того или иного рода, всякий в своей деятельности руководится положением, гласящим, что вещи — символы монад; поэтому для всякого должно быть ясно, что монады и суть те независимые сущности, которые являются в вещах.
3. Не так просто обстоит дело с первой формулировкой вопроса. В самом деле, возможен взгляд, что есть только одна всеобщая среда вещей, и все монады более или менее глубоко постигают ее бесконечно богатое содержание. Это учение было в более или менее ясной форме не раз провозглашаемо на протяжении истории, при том нередко славными мыслителями. Оно очень заманчиво по своей простоте. Однако внимательное рассмотрение показывает,
