огромные цифры. С войной сравнивают людские потери.
Может, и так. Но тогда не хотели верить, что всё так ужасно… Перебирая сейчас события тех лет, действительно страшных, разрушительных, жестоких, Топкин вспоминал одно плохое, тягостное. Наверное, потому приходило на ум только такое, что знал – он, сегодняшний, знал, – чем закончится, к чему приведет то постепенное ухудшение. А тогда-то не знали. И были праздники, были радости, была жизнь… Под конец уже и желали, чтоб наконец отсоединились, оказались за надежной границей эти кипящие ненавистью союзные республики. «Без них скорее восстановим порядок». О тамошних некоренных, «нетитульных» – слово, возникшее тогда из каких-то ученых трудов, – старались не думать. Не хотелось по-честному, без иллюзий заглядывать и в свое будущее.
Помнится, как воодушевился папа, когда в самом конце девяносто первого года, но еще до Беловежского соглашения, еще при Советском Союзе, Ельцин, президент России, а вернее, РСФСР, издал указ о повышении на девяносто процентов окладов военнослужащим да к тому же разрешил Минобороны самостоятельно устанавливать размеры окладов, доплат, надбавок.
«Заботится! Понимает важность армии!»
Правда, у самого же папы сразу возникли вопросы: «А почему президент России распоряжается Министерством обороны всего Союза? Горбачев в курсе? Шапошников? – Но он тут же давил в себе сомнения. – Пусть Ельцин, пусть для всех. Армия должна быть единой! Развалится армия – всё развалится. А наша армия – и в Прибалтике, и в Грузии. Пусть они там вопят сколько угодно, но армия – общая. Наша, советская».
Но не помог этот ельцинский указ. А скорее всего, он был пресловутым пряником перед носом, отвлекающим от главного: буквально через несколько дней состоялась встреча в Беловежской Пуще, где трое из пятнадцати президентов союзных республик подписали соглашение о создании Содружества независимых государств. Соглашение начиналось страшным объявлением:
«Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства-учредители Союза ССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договаривающимися Сторонами, констатируем, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование».
Дальнейшее, десяток с лишним статей-условий, было неважно. Союз погиб.
Но и тут успокаивала, баюкала надежда: сейчас разойдутся, почувствуют, что независимы, потешат самолюбие, а через два-три месяца снова соединятся. По крайней мере эти три… Пусть не под названием СССР, пусть как содружество. Поначалу и СССР был союзом независимых государств, да и по Конституции все республики – государства, добровольно входящие в общий союз. И тут будет так же. Не пятнадцать республик уже, но большинство… Как Белоруссии без России? А Казахстану? А Армении? А Украине? И России без них?
«А вы в курсе, – говорил зашедший к Топкиным обмозговать ситуацию майор Попов, отец Белого, – в курсе, что Белоруссия с Украиной еще в сорок четвертом независимыми стали? Не формально, а вполне, так сказать, юридически. Еще война шла, а Сталин им все инструменты дал для независимости – наркомат обороны, иностранных дел…»
«Зачем?» – удивился, не поверив, папа.
«Ну, вроде для того, чтоб их в ООН приняли. Потом быстро расформировали национальные части. Но все равно факт интересный. На Украине и нарком обороны свой был – генерал Герасименко. Пусть опереточный, но народ-то помнит и хочет повторить».
Эти «интересные факты» всплывали то и дело. Из них, оказывается, и складывалась история страны, взаимоотношений между народами. До поры до времени об этих «интересных фактах» помалкивали, а теперь стали высказывать обиды, предъявлять права, которые были на бумаге, в документах, но которых никогда или давным-давно не существовало в реальности…
От шквала тогдашних событий, заявлений, от ожидания худшего и натужных попыток успокоить себя и окружающих запросто можно было сойти с ума. Спятить, шизануться.
Но все-таки жизнь состояла не только из этого. Во всяком случае, жизнь Андрея и его сверстников. Восемьдесят девятый – девяносто второй годы: шестнадцать-девятнадцать лет.
В это время он окончил школу и поступил в институт, женился. Повзрослел. Тот период по количеству открытий можно было сравнить только с детством, когда каждый день приносит нечто новое.
Новые, вчера еще запрещенные фильмы, книги накатывались валом… Однажды, классе в восьмом или девятом, на уроке литературы одноклассник Топкина Ринат Сейфулин вдруг с каким-то вызовом поинтересовался:
«А мы будем проходить роман “Доктор Живаго” Бориса Пастернака?»
Учительница окаменела. Недоуменно-испуганно смотрела на Рината. Потом тихо ответила:
«Такой книги нет в школьной программе, – продолжила было рассказывать по теме урока, но сбилась, подошла к парте, за которой сидел Ринат. – А откуда ты знаешь об этой книге? Я вот, например, ничего о ней не знаю».
«Ну как же, – снова с вызывающей полуулыбкой сказал Ринат, – в “Литературной энциклопедии” написано. Еще там про “Чевенгур” есть Андрея Платонова. Про них написано, а сами книги найти невозможно».
«Значит, такие книги», – уже строго сказала учительница.
