Да, против свадьбы обе родительские пары вроде как ничего не имели, но мягко оттягивали ее. «Подождите, решим вопрос с квартирами, выкроим вам отдельную, и женитесь». Это ожидание продолжалось много месяцев.
И вот ранней весной девяносто третьего Топкины всей семьей отправились приватизировать свою трехкомнатку. Папа до этого с великим трудом и угрозами подать в суд – терять на службе ему было уже нечего – получил справки из части, документы на квартиру. Долгая и сложная процедура должна была вот-вот завершиться.
Шли вчетвером по центру города; давно все вместе вот так никуда не выходили. Татьяна, сестра, заканчивающая в этом году школу, несколько раз спрашивала, долго ли надо будет торчать в жилищном отделе – у нее были какие-то дела. «Сегодня такой день, – в конце концов не выдержала мама. – Можешь потерпеть?»
Торчать не пришлось. Расписались в каких-то бумагах и узнали, когда можно будет получить свидетельство о государственной регистрации права. Всё очень просто и быстро.
Неподалеку была кафешка, и Топкины посидели в ней. Папа выпил водки, мама и Андрей – красного вина, сестра – «фанты». Папа пытался шутить, улыбаться, но видно было, что ему тяжело и страшно. Андрей не знал еще, что папа решился уйти из армии. Теперь, после оформления приватизации квартиры, следующим шагом было увольнение.
А для Андрея – свадьба.
Топкин всхлипнул – так глубоко погрузился в воспоминания, что будто уснул. И смотрел сон. И горький, и сладковатый.
Всхлипнул, заерзал на кровати, матрац упруго заколыхался. Послушно, как живой. Как девушка…
Первая взрослая близость произошла в его комнате в конце лета. Уже стали облетать листья. Впереди был выпускной, одиннадцатый класс. Им было по пятнадцать лет… почти по шестнадцать.
Родители на работе, у сестры секция самбо – она не то чтобы увлеклась тогда этим единоборством, но поверила в него как в надежную защиту от любой неприятности.
Оля стояла посреди комнаты и ждала. Он понял – она ждет именно этого… Подошел и обнял. Обнял не так, как обнимал до этого, а почти грубо, ощупывая ладонями спину, сползая ниже, сжимая, задирая подол юбки.
«Подожди, – сказала Оля, не высвобождаясь, но как-то вся напрягшись, – включи музыку».
Он с трудом оторвался от нее, дернулся к магнитофону, ткнул пальцем клавишу
Ольга как-то странно улыбнулась, и Андрея проколол страх, что у нее уже был мужчина. До него… И он снова кинулся к ней, стал расстегивать ее цветастую блузку, чувствуя под костяшками пальцев бугорки грудей, защищенных лифчиком. «Как много всего», – с досадой подумал.
Лет с двенадцати он встречал у пацанов постарше фотки «с сексом» – явно переснятые картинки из каких-то иностранных журналов. Сами фотки были обычно красноватые – напечатанные почему-то при помощи красного фильтра. Говорят, их продавали глухонемые в поездах и на автовокзалах. Как и карты с голыми. Андрей видел такие колоды: на шестерках девушки в купальниках, на семерках – приоткрывающие грудь, на восьмерках – открывающие ее полностью… На тузах уже было видно всё, даже темное, манящее отверстие между ног, окруженное лепестками кожи, которые, как он позже узнал, назывались «половые губы».
Иногда кто-нибудь приносил иностранный журнал или листок из журнала. И пацаны, обступив принесшего плотным кольцом, впивались взглядом в фотку, со страхом новых знаний о жизни изучали всё до мельчайших подробностей – пупырышков на соске, складок между бедром и тазом, волосков на лобке…
Потом Андрей увидел не совсем откровенные, но будоражащие фильмы в видеосалонах.
Ему становилось муторно от этих голых тел, от мужиков с темными от прилившей крови, задранными вверх членами, которые они вот-вот всунут женщине в рот или между ног… Это было притягательно, но и мерзко. Даже реальная тошнота булькала в горле.
Он не раз пытался не смотреть, забыть о том, что видел. Читал книги, где женщины рисовались недоступными и небесными, а мужчины – такими галантными, что не смели поднять на женщину глаза.
Но плоть оказывалась сильнее усилий мозга. Днем ты управляешь собой, а ночью… Что там происходит ночью? Какие-то яркие и отчетливые, словно реальность, сцены. Подробности забываются, потому что просыпаешься от взрыва в паху и приятной боли. Трогаешь там рукой, натыкаешься на теплую слизь…
В первый раз Андрей сильно перепугался: что со мной? что это? я заболел?.. Лежал в кровати, поджав ноги, и боялся пошевельнуться. Перебирал мысленно причины произошедшего, но сильнее тревоги оказывалось ощущение чего-то чудесного, что случилось во сне и забылось от ужаса… Там, кажется, была женщина и был он, Андрей, и они были вместе, он трогал ее, он что-то делал с ней – что-то такое, что делали мужчины с Эммануэль, с теми девушками на фотках. Делали, наверное, для того, чтобы у них произошло такое же, такой же взрыв…
