О многих девушках я почти ничего не слышал, а о Люси не знал вообще ничего.
Она перестала жевать и дернула краем рта:
– Помогаю одной знакомой держать галерею в Фулеме.
– Что в ней выставляют?
– Да так… Разное. – (Я бы не сказал, судя по формулировке, что ответ показывал глубокую преданность своему делу.) – Наш следующий проект – запустить выставку одного польского парня. Для меня его картины выглядят так, словно он повесил холст в гараже и швырял в него банки с краской, но Коринна говорит, что смысл гораздо сложнее и что это связано с гневом автора по отношению к коммунизму. – Люси слегка пожала плечами. Я заметил, что одежда на ней более хипповская, чем раньше: индейская рубашка с потертым вышитым жилетом, а поверх джинсов стекали платки, или накидки, или нечто подобное, в несколько слоев, так что трудно было понять, брюки на ней или юбка. Видимо, то и другое. – А ты? – (Я рассказал об ожидающей меня унылой работе.) – Тебе повезло. Знаешь, чего хочешь.
– Не уверен, что мой папа с тобой согласился бы.
– Я серьезно. Мне бы знать, чего я хочу! Думала, поеду попутешествую, но даже не знаю… – Она потянулась и зевнула. – Все пустая суета.
– Зависит от того, чего ты хочешь от жизни в целом.
– То-то и оно. Я точно не знаю. Только не какого-нибудь скучного мужа, который будет ездить в Сити и обратно, пока я даю обеды, а в пятницу утром отправляюсь в деревню принимать гостей.
Люси говорила так, как говорят все люди, когда делают подобные заявления: так, словно ее невысокое мнение о жизни, ею обрисованной, общепринято среди здравомыслящих людей. На самом деле женщинам, подобным Люси, наоборот, трудно вести иную жизнь, слишком отличную от только что описанной. Они могут воспроизводить ее хиппи-версию, со свисающими с кухонного потолка пучками трав, с неубранными постелями и богемными друзьями, без приглашения заявляющимися на выходные. Но между таким образом жизни и установками их более традиционалистски настроенных сестер, которые встречают своих гостей с заранее согласованных поездов, заставляют их переодеваться к обеду и ходить в церковь, – разница минимальна. Помимо всего прочего, гости тех и других обычно связаны кровными узами. Но Люси еще не закончила:
– Я просто хочу чего-нибудь другого, жить как-то по-другому. Наверное, я последователь председателя Мао. Хочу жить в состоянии перманентной революции.
– Это не для меня. – К нам присоединилась Дагмар, усевшаяся на лежащую рядом узорчатую подушку. Она натянула коврик себе на колени и только потом приступила к еде. Ночь начинала намекать, что тепло будет не всегда. – На самом деле я не согласна с твоим определением судьбы, которой следует непременно избежать. Я готова по пятницам ездить в деревню принимать гостей. Но кроме этого, хочу что-то сделать в мире сама. Что-то полезное. Я не хочу быть просто женой, я хочу быть личностью.
Отсюда можно заключить, что философия шестидесятых начала набирать обороты в последние годы десятилетия и они оказали свое влияние на принцессу с Балкан. Она подхватила классическое заболевание эпохи: потребность постоянно занимать высокую моральную позицию. В качестве философии это может быть утомительно, когда каждая звезда сериалов и каждый диктор телевидения должны доказывать, что тревожит их лишь благо окружающих. Но здесь, в эту португальскую ночь, я не видел в том большого вреда.
– Что-о?! – в притворном изумлении переспросил я. – Принцесса из дома Людингаузен-Анхальт-Цербст ищет нормальную работу?
– В том-то и дело, – вздохнула Дагмар. – Мама не хочет, чтобы я работала, но я начала кое-что делать для благотворительных организаций, против чего даже она возразить не может, и надеюсь пойти дальше. А когда появится мой мужчина – я же надеюсь на это, – он наверняка не будет против, чтобы у меня была собственная личность, иначе я просто не выйду за него замуж. Не хочу быть молчаливой женой. – Она была довольно молчаливой дебютанткой, так что я был тронут, слушая ее. – Хочу ощущать себя… да, пусть будет так, как я уже сказала: полезной.
И тут, к своему удивлению, я заметил, что, описывая этот сценарий, состоящий из современных представлений, Дагмар следила глазами за Дэмианом. Тому удалось сбагрить Кандиду нашим хозяевам, Джону и Алики, отойти от которых ей не позволяли хорошие манеры, а сам тем временем пошел к столу под деревья взять еще еды. Нагрузив полную тарелку, он повернулся, оглядывая компанию, и в этот момент Дагмар и Люси одновременно помахали ему. Он увидел нас и подошел, и нас стало четверо.
– Мы обсуждаем наше будущее, – сказал я. – Люси хочет стать хулиганкой, а Дагмар – миссионеркой. А ты?
– Я просто хочу, чтобы моя жизнь была идеальной.
– А что делает ее идеальной? – робко спросила Дагмар.
– Сейчас подумаю… Во-первых, деньги. Я собираюсь заработать много денег.
– Прекрасно! – слаженным хором ответили мы все, причем совершенно искренне.
– Потом, идеальная женщина, которая любит меня, а я люблю ее, и вместе мы родим идеального ребенка, и начнем жить вовсю, и станем предметом зависти для каждого, кто будет нас видеть.
– Ты не так много хочешь, – заметил я.
– Я хочу лишь то, что мне причитается.
